Грязь

— Дедуль, ну как же так, — сочувственно вздохнула девочка, — хорошо, что ты записал. Теперь все записывай обязательно, — подытожила она и громко отхлебнула горячий горький чай.

— Да, теперь без этого никуда, — писатель постучал пальцем по лежащему рядом с ним блокноту. — Тебе, кстати, денег не надо?

Анита смущенно опустила глаза и поджала губы. Дед все понял без слов и, поспешно встав из-за стола, ушел в гостиную.

Минут через семь он вернулся, держа в трясущихся руках большие квадратные очки.

— Аничка, ты… Ты не помнишь, за чем я ходил?

— За деньгами, дед, — говорить это было невероятно стыдно.

— За какими деньгами? — вдруг нахмурился дедушка, и его голос приобрел какой-то холодный металлический тон.

— Ты спросил, нужны ли мне деньги, и…

Девочка осеклась, наткнувшись на злобный взгляд старика.

— Никаких денег ты не получишь, шлюха, — отчеканил он. — Вся в мать.

Глаза Аниты стали большими и круглыми от удивления. Она впервые видела дедушку таким.

Старый писатель тем временем взял в руки кухонную тряпку и со всей силы хлестнул ею девушку по спине.

— Пошла вон!

Та послушно встала и, проигнорировав деда, направилась к выходу. Он продолжал со злостью сыпать удары; прикосновения грязного полотенца к коже и одежде обжигали и были противны.

— Тварь поганая! — заорал вдруг старик. — Ненавижу тебя, мразь! Ты убила моего сына, Мия, ты, блядь!

«Он зовет меня именем матери… Все плохо», — заключила Аничка. Уже обувшись, она вдруг в гневном порыве вытащила из сумки пистолет и заорала:

— Стой, сука!

Дед оторопел и прекратил хлестать девочку полотенцем.

— Еще одно движение, и я тебя застрелю!

Старик, тяжело дыша, поднял руки вверх и застыл на месте.

— А… Аничка, я…

— Молчи, сука! — прохрипела сквозь слезы Анита. — Стой на месте! — прокричала она и быстро прошла в гостиную. Она знала, где дедушка с незапамятных времен прячет наличку; открыв дверцу шкафа, она стала шарить рукой по карманам висящих в нем пальто, и скоро нашла то, что искала.

Отсчитав себе сто пятьдесят тысяч — чуть больше половины всей пачки, — она сунула остальное обратно и пошла к выходу.

В прихожей, тяжело дыша и стоная, облокотившись на стену полулежал на полу побледневший старик. Он было протянул руку к уходящей Аните, но та и не посмотрела на него; гневно сунув пистолет и деньги в рюкзак, девочка вышла из квартиры, громко захлопнув за собой дверь.

IV

Кот пил третью порцию холодного кофе за утро, нервно тыча в него трубочкой и исподлобья разглядывая других посетителей. Он ненавидел их, ненавидел себя и ненавидел Аниту, ради которой ему пришлось выйти из дома в такую рань. Эта глупая девчонка всегда была не к месту: в десять лет ему пришлось поселиться с ней в одной комнате — отца тогда спутался с ее матерью-наркоманкой. В двенадцать папу посадили, он умер в тюрьме. Из-за нее! В двадцать два приходилось ждать ее второй час в кофейне на Грибоедова, потому что никого больше у нее, у него и у них обоих вместе не было.

У Анички было самое тупое лицо во всем Петербурге, когда она, озираясь по сторонам и сверяя каждый шаг с навигатором в разбитом телефоне, остановилась на мосту с крылатыми львами. Дура расшаперилась со своим рюкзаком посреди узкого прохода — пришлось срочно идти к ней.

— Пришибленная, ты возле памятника не могла встать?

Аничка закатила глаза и тяжело вздохнула. Исфандияр вечно был недоволен ею: она была то слишком громкой, то слишком неуклюжей, то слишком честной для того, чтобы спокойно сосуществовать с ним в одном мире.

Молодые люди сошли с моста и нырнули в открытую калитку экономического университета. Анита была здесь впервые, а вот Кот окончил целых два курса, — на третьем его отчислили за то, что довел до нервного срыва преподавателя психологии (по крайней мере, эту версию он сам любил всем рассказывать).

— Ну, порази меня, — парень не любил пустых разговоров.

— Я ограбила деда, — выпалила девочка и, тяжело вздохнув, уставилась на брата.

Глаза Кота округлились настолько, насколько это возможно при смешении внутри человека всех среднеазиатских кровей.

— Кого?

— Помнишь, после твоего бати у матери был пару лет мой третий отчим… Ну, до тебя, — Анита укорительно прищурилась.

— Андрюха?

— Да, да, Андрей. Он нормальный был, сдох в прошлом году. Вот, его отца.

— Хуя, — Кот достал из кармана две сигареты: одну закурил сам, другую отдал сестре. Девушка села на скамейку и, сделав пару затяжек, продолжила:

— Ну, помнишь, Андрей нас домой к нему возил, он писатель… Дед Женя.

— Ну?

— Ну вот, его.

Аничка понимала, что о причинах сего безумства она должна рассказать если не честно, то хотя бы душещипательно. Брат не поверит — значит, не поможет.

— Он меня домогался. В детстве. Много раз, — девушка опустила глаза. — Я обратилась к нему за помощью, а он отказался. И еще… Он, кажется, умер.

Она знала, куда давить. Ее первым в жизни любовником был отец Исфы — Аните тогда было девять. Это вскрылось, и если сам Рашид прожил после суда недолго, то Кота чувство вины пожирало все эти десять лет. Аничка никогда не выпускала этот козырь из рук.