Грязь кладбищенская

– Святая правда, Учитель. Весть белый свет гулял на той свадьбе. Вы можете гордиться женой, Учитель. Там была прорва всего: хлеб, сахар, чай, шесть сортов разного мяса, виски и даже Шон Пейн[73], Учитель. Шон Пейн, Учитель! Когда один из наших, Шемас, напробовался виски и портера, он пошел в гостиную попробовать Шон Пейн. Говорит, точь-в-точь так же здорово, как самогон Эмона с Верхнего Луга. Не беспокойтесь, Учитель. Она устроила щедрую свадьбу. Такую же щедрую, как если б вы сами были живы. Учительша – женщина достойная, Учитель. Она к нам зашла за два дня, чтоб пригласить на свадьбу всех, кто у нас в доме. Я была еще слишком слаба, Учитель. А вот если бы нет, Учитель, то – клянусь Писанием, ни словом не совру – я бы там точно была. “Может, у тебя найдется в запасе кувшин парного молока, Бридь?” – говорит она.

“Конечно, найдется, и даже два кувшина, Учительша, – отвечаю я. – И кабы было больше, я бы вам уж точно не пожалела. Ни вам, ни супругу вашему, который теперь уж в земле, на кладбище. Бедный Старый Учитель, да будет Бог к нему милостив!” – так вот я сказала.

“Я собираюсь устроить хорошую свадьбу, Бридь, – продолжает она. – Мы с Билли Почтальоном уже это обсуждали. Хорошая свадьба, сказал Билли Почтальон, – как раз то, чего он и сам бы очень хотел, награди его Бог.

“Я уверена, если б Старый Учитель знал, что я снова собираюсь выйти замуж, Билли, – говорю я ему, Бридь, – то первым делом велел бы мне устроить хорошую свадьбу. Он бы ничего не пожалел для соседей. И разумеется, не стал бы ничего жалеть для меня”. Да, для меня бы он тоже ничего не пожалел, Бридь…”

“Ей-ей, Учительша”, – говорю я, – уж не знаю, стоит ли мне даже заикаться об этом, Учитель, но такой уж у меня язык – без костей: “Честное слово, Учительша, – говорю, я-то ведь думала, что вы больше замуж не выйдете”.

“Да уж, Бридь, дорогая, – отвечает она, – я бы и не стала, тут дело точно не во мне, а в том, что Старый Учитель сказал мне за несколько дней перед тем, как скончался. Я сидела на краешке его кровати, Бридь, и взяла его за руку: “Что же мне делать, – говорю я ему, – если с тобой что-нибудь случится?” А он так и расхохотался, Бридь.

“Что же тебе делать? – спрашивает. – Да что же делать такой прекрасной, полной сил молодой женщине, как ты, если не снова идти замуж?”

А я начала хныкать: “Не стоит тебе такое говорить”.

“Такое, – отвечает он, – как раз и стоит говорить. Не будет мне покоя в грязи кладбищенской, если ты мне не пообещаешь, что снова выйдешь замуж”.

Видит Бог, Бридь, именно это он и сказал”.

– Блудница!..

– Бог не допустит, чтобы я про нее наврала, Учитель. Именно так она и сказала. “Вам, должно быть, предстоят большие расходы, Учительша, – говорю. – У вас профессия денежная, да и на почте парню неплохо платят, храни вас обоих Господь, – говорю. – Но, клянусь своим спасением, дорогое это дело – сыграть хорошую свадьбу в наши дни, Учительша”.

“Если бы не то, что он сам отложил перед смертью, и не страховка, которую я за него получила, я бы и не надеялась, Бридь. Старый Учитель был человек экономный, награди его Бог, – сказала она. – Не пил, не безобразничал, так что монет у него в кошельке скопилось порядочно, Бридь…”

– Блудница! Блудница! Она и за половину этих денег мне креста не поставила…

– Так ведь я ей так и сказала, Учитель: “Не стоит вам ничего делать, Учительша, покуда вы сначала не поставите крест над Старым Учителем”.

“Бедный Старый Учитель теперь в лучшем из миров, – отвечает она. – Сейчас он на Пути истины, а раз он там, то кресты его уже больше не беспокоят. И я уверена, Бридь, что, узнай он про меня и Билли, который пока по-прежнему на Пути лжи[74], то и сам велел бы нам не забивать голову никакими крестами, а наслаждаться и дарить друг другу все, что в наших силах. Не зря его называли Большим Учителем, Бридь, – сказала она. – Он был велик и сердцем, и всем прочим”. Клянусь своим спасением, Учитель, именно так она и сказала…

– Блудница! Вороватая блудница…

– …Упал со стога овса…

– …Сердце! Сердце, спаси нас, Господи…

– …Ну конечно, Голуэй выиграл Всеирландский чемпионат по гэльскому футболу[75]…

– Это в сорок первом, да? Если ты про сорок первый, то они не выиграли…

– Именно про сорок первый я и говорю. Пусть благодарят за это Кенни Конканнана. Свет еще не видывал такого футболиста. Он измотал, извозил, накрутил и порвал команду Кавана, всех игроков, одного за другим. Талантливый был футболист, блестящий. Я его видел на Кроук-парке[76] в полуфинале…

– Они прошли полуфинал против Кавана, но финальную игру-то они не выиграли…

– О, ну конечно, выиграли! Вот как раз Конканнан в одно лицо и выиграл…

– Ты про сорок первый? Потому что если так, то Голуэй не выиграл тогда Всеирландский финал. Они обыграли Каван с разницей в восемь очков, а Керри выиграло у них самих в финальной игре – гол и одно очко[77]…