Грязь кладбищенская

Слыхала, толкуют, что Томас Внутрях по-прежнему рвется жениться? Вот ведь паршивец! Ему бы лучше о душе подумать… Думаешь, Патрик уже не заходит к нему так часто, как в пору, пока я была жива?.. Я всегда его заставляла, не мытьем, так катаньем, чтобы он все делал для Томаса. Да, Патрик такой человек. Не удержать ему дом, если меня нет. Нель будет им вертеть… Говоришь, Нель наняла человека, чтоб тот резал торф для Томаса Внутряха в этом году? Божечки! Что-что, Бридь? Брось бормотать, говорю я тебе… Что Томас Внутрях сказал, что если он не женится, то оставит свою полосу земли и хижину Нель! “Катрина не была ко мне так сердечна, как Нель, – говорит он. – Видит Бог, не была. Моя полоса земли – вот что было нужно Катрине”… Мерзавец, дармоед, пьянчуга, пустозвон Томас Внутрях этот!..

Вот, значит, какие у тебя замечательные новости, Бридь Терри! Да разве не известно всему белому свету, что земля Нель рядом с землей Томаса Внутряха! Послушать тебя, так можно подумать, Нель больше сделала для его земли, чем мой Патрик… Будто я не знаю не хуже твоего, Бридь, что земля Нель – сплошные валуны?.. Боже правый, Бридь, и тебе еще ума хватает говорить такое мне в лицо! Тебе-то какое дело, кто получит землю Томаса Внутряха? Тебе-то что терять?..

Покоя тебе опять? Да ты его не заслужила, паразитка… Что ты там говоришь, Бридь? Что я должна подвинуться в могиле и дать тебе место? Можно подумать, тебя послушав, что это твоя могила. А ты знаешь, что за эту могилу мои Пятнадцать Шиллингов были уплачены еще за год до моей смерти? Хорошенький товар мне бы сюда подкинули – обгоревшую бабу. Да в жизни ни ты сама, ни кто из твоей семьи не оказался бы на Месте За Пятнадцать Шиллингов. Впрочем, теперь тебе проще. У тебя же в доме пятеро на доль живут…

Мира и покоя тебе? Я тебе сейчас дам “мира”! Проваливай отсюда с миром, так-то! А на мое место здесь не зарься. На моих похоронах был лучший гроб из лавки Тайга, три бочонка портеру, а священник кропил святой водой…

А теперь, паразитка, уж коли ты меня до этого довела, так я перед всем кладбищем скажу, кто ты такая есть… Что ты там говоришь?.. “Человек из семьи Падинь, похороненный на Месте За Пятнадцать Шиллингов, – такая же редкость, как седло на коте…” Да чья бы корова мычала, Бридь, – вы же нищие. Не я ли всегда подавала твоему отцу? А он вечно являлся ко мне ни свет ни заря и клянчил чашечку чаю, когда в доме не было ничего, кроме картошки и соленой трески. Как ты нагло заговорила-то! Вот уж правда, что-то навозные кучи стали возвышаться в наши дни. Что-что, дармоедка?.. Нету надо мной такого красивого креста, как над Норой Шонинь… Проваливай отсюда, дармоедка…

3

… Бридь Терри, дармоедка… Бидь Сорха, пьянчуга… Кити Печеная Картошка… Кать Меньшая, язва… Томас Внутрях, паршивец… Бриан Старший…

Хорошо ему, мерзкому зудиле, распускать язык теперь, когда у мужа его дочери все наладилось. Может, неправду сказал этот убогий сборщик ракушек, Шонинь Лиам, что Пядару в жизни больше не видать никакой работы? Вылечили его на источнике святой Ины! Вылечили, как же. Богом клянусь, что его зараза мать получила для него “Книгу святого Иоанна” из рук священника. Бедняга Джек Мужик заплатит за все эти дела. Теперь его имя в книге черного ворона в уплату за “Книгу святого Иоанна”. И он скоро окажется здесь. Но я уверена, что они его даже не предупредили. Совсем, видно, стыд потеряли, о Господи!

Священник, Нель и дочь Бриана Старшего перешептываются друг с другом потихоньку: “Честное слово, святой отец, – говорит Нель. – Если кто-то и должен уйти, то старому Джеку было бы справедливо отправиться в мир иной. Он все равно скоро скончается. Ему уже давно нездоровится. Но мы об этом ничего не скажем. Это его обеспокоит. Никому ж не хочется расставаться с жизнью, спаси нас, Господи…” Вот как она, должно быть, сказала, зараза…

У жены моего сына опять младенец. Удивительно, как он ее не доконал. Но эта кобыла крепкая – крепкая, как скалы у Паршивого Поля, которые Боссы на постройке дорог проклинают, потому что их ни одна взрывчатка не берет… И все-таки еще одни роды – и она окажется здесь. Готова поспорить на что угодно…

И ребенка они назвали Норой! Какая жалость, что меня там не было. Жена моего сына уже раз подумала, что может выкинуть этот номер, когда родилась Майринь. Я уже завернула ее в одеяльце и собралась нести к крестильной купели.

“Какое имя дадите малышке, благослови ее Бог?” – спросила тогда Муред Френшис, она была рядом.

“Майре, – говорю, – какое же еще. Имя моей матери”.

“Мать-то девочкина, там, в постели, говорит, что хочет назвать ее Норой”, – сказал Патрик.

“Нора Грязные Ноги! – сказала я. – Назвать по имени своей матери. Чего же еще она скажет? А нам-то чего ради, Патрик?”

“Да и выбор имен-то у вас небольшой, – сказала Муред. – Катрина, или Нель, или…”

“Придушить да утопить ее, заразу, – говорю. – По мне, лучше девочке вовсе имени не давать, чем Нель… Нет для нее более подходящего имени, Патрик, – рассуждаю, – чем имя ее бабушки Майре”.