Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы

Он был высокомерным парнем, и я не думал, что он придёт. Кроме того, на вид ему было лет семнадцать, так что я сомневался, что ему позволят войти внутрь. Фактически, я забыл о нем, пока не увидел его во время шоу. Я играл слайдом, используя при этом микрофонную стойку и вытворяя все эти безумные соло так, что его челюсть просто отвисла. Кто-то, проходящий мимо, помог ему её захлопнуть.

После выступления мы пропустили по несколько рюмочек и говорили о всяком дерьме, о котором говорят люди, когда выпьют слишком много текилы. Я дал ему свой телефонный номер. Я не знал, позвонит ли он мне когда-нибудь, т. к. я отправлялся на Аляску, чтобы дать несколько концертов. Так или иначе, мне было плевать: ему нравились «Kiss».

Глава 3. Никки "Дальнейшие приключения молодого Никки, его сражение с одноруким противником, набухший член и другие, достаточно увлекательные события"

Мой дядя Дон меня словно завербовал.

Он позволял мне водить его пыльный синий «Ford F10» — пикап с толстыми радиальными шинами; он выбил для меня работу в магазине звукозаписей «Music Plus», где управляющий наполнял наши носы кокаином; он таскал меня с собою по торговым рядам, где купил мне брюки клёш и обувь «Capezios»; он приносил мне плакаты «Sweet», чтобы я мог обклеивать ими свою комнату. И новая музыка наваливалась на меня отовсюду — «X», «Тhe Dils», «Тhe Germs», «The Controllers». Лос-Анджелес был тем самым местом, которое я давно искал, и я был без ума от него.

Это продлилось всего несколько месяцев прежде, чем я все испортил и снова стал бездомным и безработным.

У моих дяди и тёти я чувствовал себя словно панк-рокер, которого арестовали в середине фильма «Предоставьте это Биверу» («Leave It to Beaver»). Их семейство вело размеренную жизнь американских яппи в безупречном домике, с безупречным плавательным бассейником. Дети катались на велосипедах на улице, пока с наступлением сумерек мамочка не позовёт их обедать. Они вытирали ноги, снимали обувь, мыли руки, произносили молитву и клали салфетки на колени. Есть среди нас те, кто видит жизнь как войну и те, кто видит её как игру. Это семейство не принадлежало ни к одним, ни к другим: они предпочитали сидеть где-то в стороне и наблюдать на расстоянии за тем, что происходит.

Для меня жизнь была войной: во мне сидело беспокойство, сочившееся изо всех моих пор. Я носил красные штаны в обтяжку со шнуровкой впереди, «Capezios» и косметику. Даже когда я пробовал сойтись с ними, у меня ничего не получалось. Однажды мой кузен Рики гонял мяч по двору со своими друзьями, и я попробовал присоединиться к ним. Я просто не смог этого сделать: я не помнил, ни как бит по мячу, ни как бросать, ни где стоять — абсолютно ничего. Я пытался подбить их на какое-нибудь забавное приключение, например, поискать выпивку, убежать из дома, ограбить банк… хоть что-нибудь. Я хотел поговорить с кем-нибудь о том, почему у Брайена Коннолли (Brian Connolly) из «Sweet» чёлка завивается внутрь, но я не мог. Они просто смотрели на меня, как будто я прибыл с другой планеты.

Тогда Рики спросил: "Ты носишь косметику?"

"Да", — сказал я ему.

"Мужчины не носят косметику", — сказал он твердо, словно это был закон, а его друзья, поддержали его, словно это была комиссия по соблюдению нравственности.

"Там, откуда я приехал, носят", — сказал я, повернулся на своих высоких каблуках и убежал прочь.

В торговых рядах я видел девчонок с причёсками а-ля Фарра Фосетт [12], делающих покупки в магазин модной одежды "Contempo", я думал только об одном: "Где же моя Нэнси?" Я был Сидом Вишесом (Sid Vicious) в поисках своей Нэнси Спанген (Nancy Spungen).

В конечном счете, я стал просто полностью игнорировать моих кузенов. Я сидел в своей комнате и играл на басу через старый усилитель, который был размером в полстены и был предназначен для стереосистемы, а никак не для подключения инструментов. Когда я соизволял сесть с ними за обеденный стол, я не читал молитвы и вообще был не слишком учтив. Я расспрашивал Дона о таких вещах, как: "Расскажи мне о «Sweet», мужик! Эти парни принимают много наркотиков?" Я шатался по клубам и возвращался домой, когда мне вздумается. Как только они пытались навязывать мне свои правила, я посылал их ко всем чертям. Я был высокомерным, неблагодарным маленьким дерьмом. Поэтому они выгнали меня, и я ушёл в ярости. Я был так же зол на них, как и на свою мать, и снова оказался один, обвиняющий кого угодно, только не себя самого.