Грязь, пот и слезы

Летом 1996 года я провел месяц в Северном Трансваале, что в Южной Африке, где помогал отбраковывать оленей и советовал, как бороться с браконьерами. Каждый день я работал с чернокожими рабочими, и за это удовольствие мне еще и платили.

Потом я решил двинуться на север, в Зимбабве, чтобы отдохнуть и развлечься – истратить часть полученных денег, прежде чем вернуться домой, в Великобританию.

Развлечение я понимал как прыжки с парашютом в компании хороших друзей, а по вечерам – отдых за выпивкой.

Жизнь была прекрасна и удивительна!

Небо начинало бледнеть, и на смену ослепительному блеску африканского солнца пришли мягкие сумерки.

Мы с друзьями набились в маленький самолетик, и от тесноты у меня затекли ноги. Я напрягал мышцы, чтобы кровь снова побежала по венам.

Как это обычно бывает, пока самолет забирается на высоту почти шестнадцать тысяч футов, люди в нем уходят в себя, в свои мысли.

Но вот самолет выровнялся. Ребята сразу оживились и начали в который раз проверять снаряжение. Кто-то уже подошел к дверце. Как только она скользнула в сторону, внутрь ворвался оглушительный рев двигателей и вой ветра, задувавшего со скоростью семьдесят пять ярдов в час.

– Приготовиться.

Все стали серьезными и внимательно смотрели на сигнальную лампочку. Вот зажегся зеленый свет.

– Пошел!

Один за другим ребята шагали вперед и быстро исчезали из поля зрения, летя вниз. Я остался один. Я посмотрел вниз, сделал обычный глубокий вдох и соскользнул с порожка.

Толчок ветра заставил меня согнуться пополам, и я понял, что он реагирует на мои движения. Я опустил плечо, и ветер стал вращать меня, горизонт завертелся перед моими глазами. Это ощущение известно как «свободный полет».

Я различал крошечные точки, в которые превратились остальные ребята, летевшие в свободном падении ниже меня, затем они скрылись за облаками. Через несколько секунд я тоже попал в облака, ощутил их влагу на лице. Как я любил это ощущение падения через белую мглу!

«Десять тысяч футов. Пора открывать парашют». Я протянул руку к правому бедру, схватился за вытяжной трос и сильно дернул. Сначала он ответил, как обычно. Хлопок раскрывшегося купола заглушил шум свободного падения на скорости четыреста двадцать футов в час. Скорость сразу уменьшилась до восьмидесяти футов в час.

Потом я взглянул вверх и понял: что-то не так. Вместо ровного прямоугольника надо мной болтался смятый парашют, а это означало, что им тяжело будет управлять. Я с силой потянул за обе клеванты в надежде, что это поможет. Не помогло. Я запаниковал.

Пустыня стремительно приближалась, очертания предметов становились все более четкими и ясными. Я спускался быстро, даже слишком быстро. Нужно было как-то приземляться.

Не успел я об этом подумать, как оказался слишком близко от земли, чтобы воспользоваться запасным парашютом, и стремительно к ней приближался. От страха я слишком сильно дернул за стропы, и меня развернуло горизонтально по отношению к земле – затем я сорвался и рухнул на землю.

Тело мое подскочило, как тряпичная кукла. Я приземлился, подняв облако песчаной пыли, беспомощно валялся на месте и стонал.

Я упал спиной прямо на туго свернутый запасной парашют, который образовал твердый и жесткий, как камень, сверток. Впечатление было такое, будто этот сверток клином врезался мне в позвоночник.

Я не мог встать, а только катался на спине и стонал от боли. Я плакал, лежа в пыли и ожидая, когда мне на помощь придут товарищи, уже понимая, что у меня поврежден позвоночник.

В жизни нам дается только один шанс, и в этот тяжелый момент я понял, что навсегда его потерял. Под ложечкой сосало от страха при мысли, что жизнь моя уже никогда не будет такой, как прежде.

Глава 67

Я валялся в бреду, время от времени теряя сознание. Когда мои товарищи помогали мне встать, я застонал. Крепко зажмурив веки, я корчился от невыносимой боли. Я слышал, как один из них сказал, что в моем парашюте оказалась большая прореха. Стало ясно, почему им было так трудно управлять.

Но ведь я знал простое правило: если не можешь справиться с парашютом, нужно отрезать стропы и освободиться от него. Затем, продолжая свободное падение, вытянуть запасной парашют.

Я этого не сделал – подумал, что сумею справиться с основным. Я допустил страшную ошибку.

Потом, помню, меня уложили в старенький «лендровер» и повезли в ближайшую больницу. Меня внесли внутрь и осторожно усадили в кресло на колесиках.

Две медсестры повезли меня по коридору, где доктор сделал первое обследование. Когда он дотрагивался до меня, я дергался от боли, помню, что все извинялся перед ним.

Он набрал какого-то лекарства в длинный шприц и сделал мне укол. Боль сразу утихла, и я попытался встать и пойти. Сестры схватили меня и снова уложили.

Я помню шотландский акцент доктора (что казалось странным, поскольку дело происходило в Южной Африке), он сказал, что потребуется какое-то время, прежде чем я снова смогу ходить. После этого я уже ничего не помню.