Грязь

Я не знал, что на это ответить: врачи уже сказали мне, что придётся удалить её правую почку. Три дня спустя она снова лежала в операционной. И когда врачи привезли её обратно, это не было похоже на телешоу. Они так и не сказали: “По-здравляем, операция прошла успешно”. Они сказали, “Мне очень жаль, Винс. Но произошло нечто неожиданное. Рак рас-пространился на её печень, кишечник и мышцы спины”.

“Вы удалили почку?”

“Нет. Мы так и не смогли удалить опухоль. Она не реагирует должным образом на химиотерапию (chemo). Она так сильно опоясывает её почку, что удаление привело бы к фатальной потери крови. Однако это не подразумевает того, что нет ни-какой надежды. Есть другие доступные нам способы, и, если на то будет Божья воля, один из них избавит её от этой штуки навсегда”.

Но “эта штука” продолжал расти, с’едая девочку, которую я любил слишком сильно и слишком поздно. 3-го июня я получил телефонный звонок от онколога, отвечающего за врачей Скайлэр. Когда вы каждый день проводите в больнице, по-следнее, что вам хочется сделать — дома поднять трубку и ус-лышать голос врача, потому что это может означать только одно. Скайлэр прекратила дышать, сказал мне онколог. Врачи только что подключили её к аппарату искусственного дыхания и ввели ей вещество, которое парализовало её с той целью, чтобы она не расходовала лишнюю энергию. Она не могла смеяться, она не могла двигаться, она не могла говорить. За четыре месяца из счастливого четырехлетнего ребёнка она превратилась в грустный, доверху зашитый манекен. У неё даже не было шанса выжить, и теперь она была в худшем состоянии, чем большинство людей в домах престарелых (nursing homes). Ради всех этих практических целей, она была теперь трупом с бьющимся сердцем, хотя я пытался убедить себя в том, что это всего лишь временный сон.

Тем не менее, она была сильной девочкой, и её тело про-должало бороться с раком. Её жизненные показатели стабили-зировались, её сердечный ритм усилился, и время от времени её легкие самостоятельно качали немного воздуха. После полутора месяцев такого состояния неопределенности, врачи решили, что у них нет выбора. Было лучше попытаться удалить опухоль, чем просто оставлять её внутри и медленно убивать Скайлэр. Операция была чрезвычайно опасной, но если Скайлэр её выдержит, сказали они, то есть вероятность, что она поправится.

Семья Шариз, моя семья, Шариз и мой сын Нейл присоеди-нились к нам с Хайди в больнице, и все мы нервно сидели вме-сте, беря перерывы, чтобы перекусить, в ожидании вердикта врачей, оперирующих её. Все это время мы пребывали в тре-вожном волнении, неспособные даже произнести фразу без того, чтобы не разрыдаться. Я думал о том, что рак пришёл со стороны семьи моей матери, и размышлял о том, была ли здесь моя ошибка. Или, возможно, я не должен был позволять врачам подвергать Скайлэр химиотерапии. Я должен был сказать им, чтобы они удалили почку. Я должен был привезти Скайлэр в больницу, когда полгода назад она жаловалась на боль в желудке. Различные мысли мелькали у меня голове, и все они содержали всё те же два отравляющих и бессильных слова: “должен был”.

Наконец, после восьми часов тревожного ожидания, врачи вышли к нам, чтобы сказать, что Скайлэр вернулась в свою палату. Они успешно удалили опухоль: она весила шесть с по-ловиной фунтов (почти 3 кг). Столько весила Скайлэр, когда появилась на свет. Я даже не мог себе представить, что в ней могло вырости нечто такое огромное.

Я захотел посмотреть на то, что убивало мою дочь, поэтому я попросил врачей, чтобы они сохранили опухоль. Они привели меня в лабораторию патологии и показали её мне и моему рефлексирующему желудку. Прежде я никогда не видел ничего подобного: это было олицетворение зла. Она лежала в ме-таллической кастрюле — перламутровое месиво всякого дерьма. Она напоминала студенистый футбольный мяч, который прока-тили сквозь глубины преисподней, собирая рвоту, желчь и другие испражнения всех проклятых, которые лежат на его пути. Всеми постижимыми путями, это была полная противо-положность нашей с Шариз дочери, которую мы вырастили.

В процессе удаления рака врачи также должны были вынуть правую почку Скайлэр, половину её печени, часть диафрагмы и мышц её спины. Сколько ещё органов могла потерять девочка и оставаться при этом в живых? Но она дышала, а рак ушёл. Каждый день она поправлялась чуть больше, пока не начала говорить и улыбаться. Каждый жест, который она делала — моргала ли она, зевала или говорила “папа” — воспринимался как подарок. Я думал, что теперь всё будет хорошо, что кошмар кончился, что Скайлэр снова сможет быть ребенком. Я прекратил пить в «Муншэдоуз» и начал приводить в порядок дом и свою жизнь, готовясь к возвращению Скайлэр.