Грязная буйная штучка

— Да. — на самом деле, мне очень понравилось. Было видно, что ему немного некомфортно, но он с таким удовольствием старался ради меня. Думаю, у нас обоих впереди много подобного. Остается только постараться найти нас объединяющее и жить в этом.

— А дамам, похожим на сестер Кардашьян, ты меня представила как своего парня? — его руки ныряют под платье, хватают меня за бедра и стягивают вниз мои трусики. Очень, очень медленно.

Я приподнимаю бедра вверх, чтобы он меня коснулся.

— Я этого не говорила, но твои фанатки расстроились, зная, что это правда.

Он меня немного поворачивает, чтобы расстегнуть платье.

— Ты подтвердила, что я уже занят?

— Они и так это знали, — я выгибаюсь, и он стягивает с меня платье. Я лежу полностью обнаженная — и он смотрит на меня, будто я желанный ужин на День Благодарения или королевское украшение, или главный разворот в журнале Playboy — и добавляю: — Это сразу было понятно по твоему взгляду.

Он фыркает, расстегивая свою рубашку.

— По моему взгляду?

— Да.

Он снимает рубашку и снова наклоняется ко мне.

— И какой у меня был взгляд? — его руки напряжены, и футболка едва не лопается на бицепсах и широкой груди. То, как она спереди гладко заправлена в брюки… боже, помоги мне.

Он проводит теплой ладонью по моему животу и останавливается на ребрах.

— Печенька?

— Ш-ш-ш, лохматик, я тут переживаю свой момент с Джонни Кастлом из «Грязных танцев».

— Не понял, это хорошо или плохо? — спрашивает он, наклоняясь лизнуть мою шею.

— Я несу арбузы[25].

Он отстраняется, а потом тут же наклоняется ближе проверить мой запах изо рта.

— Ты что, напилась?

— Ради всего святого, мужчина, я не пьяная. А ты или раздевайся, или начинай своим чудным ртом ласкать меня между ног.

Финн встает, подает руку, поднимает меня с пола и обнимает за талию.

— Я не собираюсь трахать тебя на полу, — говорит он.

— Тогда зачем ты меня повалил?

— Нетерпеливый. Или, может, неуклюжий.

Я смеюсь. У Финна в теле нет ни одной неуклюжей косточки, но нетерпеливых никак не меньше 206[26].

Он ведет меня по коридору в спальню, проходя мимо шкафа.

— Ты не будешь меня сегодня связывать? — он качает головой. — Но мне нравится.

Я слышу его тихий смешок.

— Мне тоже нравится. Но я не хочу это делать каждый раз, когда мы вместе.

— Тогда я буду прикасаться к тебе, — угрожая, говорю я.

— В этом и смысл, — он поворачивается и наклоняется поцеловать мою шею, глубоко вдыхая мой запах.

Потянувшись вниз, я вытаскиваю футболку из его брюк.

— Так значит, веревка — это не просто бондаж, это…

— Иногда именно он и есть, — признается он, посасывая мою шею в местечке, где бьется пульс. — Мне нравится, что в таком положении я могу касаться тебя, как хочу. Мы оба знаем, что я люблю контроль.

Мой смешок превращается в стон, когда его рука с плеча опускается на грудь.

— А еще мне нравятся видеть доказательства этого.

Прикусив губу и улыбаясь, я расстегиваю его ремень, затем ширинку и стаскиваю брюки с бедер.

— Какие доказательства?

Он смотрит на мой рот, выступая из своей одежды.

— Мне нравится оставлять отметины. Нравится видеть тебя такой мокрой или видеть, как на утро меняется твоя походка, потому что я хорошенько тебя оттрахал, и ты не можешь нормально ходить. — Финн проводит языком по моему горлу, заставляя меня трепетать. — Помнишь то утро, когда я тебя встретил в Старбаксе? После ночи со мной ты никогда так выглядеть не будешь.

Мое дыхание становится прерывистым, когда он начинает сильнее посасывать мое плечо, оставляя засосы в знак подтверждения.

— Мне нравится видеть, как я действую на тебя, — говорит он. — Ты особенная, потому что я знаю, как сильно ты мне доверяешь, и видеть, какое удовольствие я могу тебе доставить, сводит меня с ума. Веревка — это то, что мне очень, очень… — он отстраняется от шеи и целует в губы, подбородок, щеку, мочку уха и шепчет: — в этом помогает.

— О-о, — господи боже. У меня все болит, кожа покраснела. Клянусь, одно его касание у меня между ног — и я взорвусь. — Такой собственник, — бормочу я, выгибая шею, чтобы дать ему больший доступ.

— Да, — соглашается он. — Именно.

Внимательно изучая меня взглядом, он подводит меня к кровати и ложится сверху. Он такой большой в этой комнате, и занимает большую часть постели. Медленно опускает голову к моей груди, облизывает и втягивает в рот сосок, так что он набухает, покалывает, становится ярко-красным и горит.

— Вот так, — шепчет он и опять сосет, облизывает, сильнее зажимает вершинки губами, пока моя кожа не начинает блестеть от влаги в темной комнате. — Мне нравится, когда они влажные и твердые…

Он снова наклоняется и кусает кожу под соском. Его зубы прижимаются сильнее, и он не отпускает, пока эта сладкая боль не становится единственным, что я сейчас чувствую, смесь давления и превосходного укуса, еще и еще…

— А-а-а, — кричу я, прежде чем кровь приливает обратно, и он проводит языком по отметине и нежно целует.

— Тебе приятно? — мурлычет он у моей кожи.