Какое-то движение наверху лестницы снова приковало к себе мой взгляд. Темная фигура в капюшоне остановилась примерно посередине. Миссис Осли напирала на меня, и я вынуждена была отступить еще на шаг. Когда я оказалась на ступеньке, она сразу возвысилась надо мной, и, возможно, именно это подлило масла в огонь, так как она снова была готова разразиться гневной речью, но я резко сказала:
– Миссис Осли, ваш сын…
Я не закончила фразу, увидев бледное лицо Гевина, пятном выделявшееся в полутьме лестницы. Это меня не касается. Но обязана ли я предупредить его мать?
– Гевин наносит себе порезы, – продолжила я, задрав подбородок и тем самым показывая, что ее отвратительное отношение ко мне не отобьет у меня желания помочь. – Думаю, вы должны знать.
Миссис Осли хмыкнула:
– Об этом он мне тоже рассказывал. Как вы попросили его снять рубашку… А что дальше? Вы ведь остались наедине с пятнадцатилетним подростком. Можете мне это объяснить?
То, в чем она меня обвиняла, хотя и сказала прямым текстом, было совершенно очевидно. Я тут же оказалась на нижней ступеньке.
– Да, я вас спрашиваю! – набирала обороты она. – Все те вечера, что он проводил у вас, крася якобы вашу гостиную. Как вы за это платили Гевину, если он отказывался от денег? Вас что, возбуждают несовершеннолетние подростки?
– Нет. – Такое простое слово, но я не смогла произнести его сразу, так как горло у меня перехватило от ее намеков, и мне пришлось сначала судорожно сглотнуть застрявший в нем комок. – Все совершенно не так. Ничего подобного и близко нет.
– А что тогда к этому близко? Вы немножечко староваты для Гевина, вам не кажется? Или вы доктор? Что должен думать ребенок его возраста, когда вы все это ему предлагаете?
Я тряхнула головой.
– Миссис Осли, вы заблуждаетесь…
Похоже, мать Гевина не научили тому, что постоянно перебивать – это невежливо и даже грубо.
– «Миссис Осли, вы заблуждаетесь», – передразнила она меня визгливым голосом. – Вы хотите сказать, что мой сын – лжец?
– Разве Гевин вам когда-либо говорил, что я веду себя… неподобающим образом?
Слово «неподобающий» даже приблизительно не отражало чувств, захлестнувших меня после грязных намеков миссис Осли в мой адрес. Я постаралась разглядеть лицо Гевина за ее спиной, но его на прежнем месте уже не было.
Мать Гевина разошлась не на шутку.
– Он сказал мне, что вы нуждались в его помощи для «специального проекта». Что вы предлагали ему выпить…
Я послала к черту вежливость и перебила ее:
– Гевин сказал вам, что я предлагала ему алкоголь?
– Вам нравится совращать подростков? Заставлять их хмелеть и показывать свое тело? Юноши сделают все, что угодно, ради того, чтобы хотя бы одним глазком увидеть голую титьку. Сколько вы этим занимаетесь?
Я была настолько ошарашена, что не могла ни слова выдавить в свою защиту. Но миссис Осли этого только и надо было – она продолжала, и ее голос звучал все выше, разносясь в жарком летнем воздухе.
– Вообразили, что можете вертеть им, как вам вздумается? Рубашку его заставили снять. Напоили. Мой сын стал не похож на самого себя, когда вы в него вцепились! – Ее последние слова эхом разнеслись по улице.
– Семейные дела – внутренние дела, – негромко сказала я, не подумав, так как просто хотелось заставить ее замолчать и перестать, наконец, обливать меня словесными помоями. Я уже представляла себе, как раздвигаются шторы и соседи напрягают слух, чтобы услышать всю эту грязную ложь.
– Что вы там бормочете? Да вы радоваться должны, что я никуда об этом не заявила! А почему? Да потому, что все понимают: у юноши-подростка появляются вполне определенные потребности, тем более что находится женщина, которая позволяет ему себя…
– Я не делала ничего такого, в чем вы меня обвиняете, миссис Осли, – ледяным тоном оборвала я.
Миссис Осли даже попятилась, но, видимо, быстро напомнила себе, что пострадавшая сторона – это она и у нее есть законное право говорить со мной таким тоном. Я продолжила, воспользовавшись паузой, пока она собиралась с силами, готовя новую отповедь:
– Я действительно просила Гевина снять рубашку, но лишь для того, чтобы обработать порезы на его животе. Да, мы правда проводили вместе много времени, но никогда, никогда…
Мой голос вдруг сел, и миссис Осли поспешила перехватить инициативу, продолжая слышать только себя. Ее лицо было по-прежнему искажено гримасой отвращения и гнева, отчего стало почти уродливым, но сейчас ее сходство с сыном было несомненным.
– Я могла бы предъявить обвинение в том, что вы спаиваете подростка! Не говоря уже про все остальное. – Она скрестила руки под объемистым бюстом. – Только то, что Гевин позволял вам все это, не дает вам права к нему приставать!
– Это никому не дает права.