В понедельник 13 сентября в специально выделенной для этого комнате в старом здании федерального суда Эд Моллет и Чик Казен целый день пытались образумить своего клиента Джо Чагру и уговорить его пойти на сделку. Пользуясь испытанным приемом самозащиты, адвокаты решили, что, поскольку контрпредложение властям будет делать сам Билли Рэвкайнд, он не должен присутствовать при обсуждении различных его вариантов с клиентом. Уже сделанное Джо Чагрой заявление ФБР о том, что Харрелсон признался ему в убийстве на первой же их встрече, т. е. еще до того, как между ними установились отношения клиента и адвоката, в какой-то мере решало проблему. Но оставался еще вопрос о магнитофонных записях. С ними приходилось считаться и обвинению, и его свидетелю. Может, Джо что-нибудь забыл? Может, он постарается вспомнить все, что происходило на судебном заседании под председательством Вуда в Мидленде за несколько месяцев до его убийства, когда судья отказался дать себе отвод? Может быть, в запальчивости Джо что-то сказал, сидя за столом защиты? А может быть, во время перерыва? И вдруг в глазах Джо появился какой-то особый свет, словно наступило прозрение. "Постойте-постойте, — медленно проговорил он, как под гипнозом. — Я, кажется, что-то припоминаю…" Это произошло во время перерыва. Из зала суда вышли все, кроме Джимми и Джо. "Джимми сказал, что справедливого разбирательства ему не видать, и спросил, может, ему попробовать организовать убийство судьи Вуда". Вот-вот, и что же на это ответил Джо? "Я согласился", — еле слышно проговорил Джо. В течение нескольких часов адвокаты задавали клиенту вопросы, пытаясь заставить его вспомнить, не обсуждали ли они с Джимми еще раз возможность организовать убийство Вуда и не поощрял ли он брата. Джо вспомнил, что примерно через десять дней после суда в Мидленде они с Джимми гуляли в саду его дома в Лас-Вегасе. Джимми спросил тогда, по-прежнему ли Джо считает, что надо организовать убийство судьи. И Джо согласился. Наконец-то адвокаты получили прекраснейшую возможность сделать контрпредложение властям. То, что сказал Джо, объяснило записанные на пленке слова Джимми: "Это ты велел сделать. Ты! Ты!" Это давало объяснение и всей магнитофонной записи и могло выдержать перекрестный допрос. К тому же сказанное Джо подтверждало версию и все доказательства обвинения. И что самое лучшее, никто не сможет опровергнуть его слова, так как их произнес он сам, будущий свидетель обвинения.
На другой день, за несколько часов до истечения срока заключения соглашения о признании вины, Рэвкайнд ознакомил обвинение с контрпредложением защиты, и стороны заключили сделку. Они договорились, что Джо Чагра будет выступать в качестве главною свидетеля обвинения по делу Чарлза Харрелсона. Процесс по делу Джимми будет проведен отдельно. Главным свидетелем обвинения там будет приятель Джимми по Ливенуорту Джерри Рей Джеймс. Судья Сешнс согласился с рекомендацией обвинения о том, чтобы срок тюремного заключения Джо не превышал десяти лет. Согласно действовавшим правилам, Джо мог обратиться с ходатайством об условнодосрочном освобождении уже через четыре с половиной года.
Когда о сделке узнал Уоррен Бернетт, адвокат Лиз, он понял, что защищать ее теперь будет труднее. Хотя в соответствии с заключенной договоренностью Джо вряд ли будет давать прямые показания против невестки, то, что он заявит в суде, неоспоримо докажет факт наличия преступного сговора между Джимми и Харрелсоном. Уже то обстоятельство, что дело Лиз будет слушаться в Сан-Антонио в том же зале, что и дела Чарлза и Джо-Энн Харрелсон, было чрезвычайно серьезной проблемой для защиты. Но Бернетт выигрывал и не такие дела, поэтому он все еще верил, что ему удастся убедить присяжных в том, что Лиз до конца не осознавала, с какой целью передавала деньги Терезе Старр. В данный момент адвоката волновала не убедительность доказательств, а нечто более отвлеченное: его беспокоила неожиданно проявившаяся фанатичная набожность его 28-летней клиентки. Те, кто знал Лиз Чагра до ареста, теперь с трудом верили, что это та же женщина. И если стороннему наблюдателю ее "прозрение" могло показаться знамением божьим, то в сознании такого прагматика, как адвокат, оно ассоциировалось с новыми и весьма серьезными неприятностями, а возможно, и катастрофой. И дело не в том, что Лиз прибавила в весе 18 килограммов или напрочь забыла, что такое маникюр и прически. Проблема заключалась в том, что на ее некогда суровом и твердом лице появилась теперь чуть виноватая блаженная улыбка. Лиз сказала своим родственникам, что благодарит бога за то, что тот отправил ее в тюрьму, "потому что, если бы я здесь не оказалась, я бы так и не нашла Христа".
Бернетту в принципе не нравилось, что местным религиозным деятелям разрешалось встречаться с заключенными, дожидавшимися суда, и проводить в беседах с ними многие часы. Вот почему адвокат предупреждал своих клиентов: "Всех этих людей волнует совсем не то, что волнует вас. Все их молитвы, завывания и вопли — просто глупость".