Грязные игры

Мое самочувствие между тем становилось все хуже. Голова наливалась свинцом, перед глазами плыли разноцветные круги, в ушах нарастал звон. Я уже давно понял, что эта стерва подсыпала мне какую-то гадость в коньяк. Так, Турецкий, спокойно. Даже если ты живешь последние минуты на белом свете, ты не должен расслабляться! Будешь знать в следующий раз, как клеиться на улице к незнакомым бабам! Если выживешь, конечно.

Спокойно, спокойно! Сейчас, самое главное — это выяснить, кто она и зачем это сделала. С какой целью? Или сумасшедшая, или маньячка, или... Мозги работали все хуже и хуже, мысль плыла все медленнее...

Одевшись, Наташа взяла со стола телефонную трубку и потыкала пальцем в кнопки.

Але! Все готово. Отрубился. Еду. Да нет, будет дрыхнуть часа четыре, с-собака.

И она, глянув на меня, вышла из комнаты. Последнее, что я услышал, перед тем как провалиться в темноту, был голос Наташи. Она пела старую-престарую ресторанную песню «Посмотрите, ноги мои босы»...

16 часов 15 минут

Москва, больница Склифосовского

Ну вот, если так пойдет и дальше, через несколько дней мы вас выпустим. То есть выпишем.

Старый доктор сделал такой вывод после долгого осматривания и ощупывания Павла. Хотя сам Бородин теперь, после неудачного похищения, сомневался, стоит ли ему пока выписываться. Сейчас он лежал в палате, окна которой были забраны решеткой, у дверей поставили двух вооруженных автоматами милиционеров. Кровать специально стояла так, чтобы ее не видно было из окна. Пускали к нему теперь только по специальным пропускам. Так что здесь он чувствовал себя почти в полной безопасности.

«А дома? Не достанут ли они меня, когда я перееду домой?» — в сотый раз задавал он себе вопрос. И не находил ответа.

Кстати насчет квартиры. Норд сдержал свое обещание — весь урон, который он в свое время нанес Бородину, был возмещен. Квартира была полностью отремонтирована и обставлена, а в гараже стояли две новые машины. Но это не прибавляло спокойствия — раз тогда, год назад, Норд смог его достать, то почему бы теперь кому-нибудь другому не сделать то же самое?

Эти мысли не прибавляли Павлу Бородину положительных эмоций. То же самое можно сказать и о его воспоминаниях...

А к вам опять милиционер, — без энтузиазма сказал врач, — как вы себя чувствуете? Пригласим или прогоним?

Зовите, — сказал Бородин, — я себя прекрасно чувствую.

Вскоре в дверях появился Грязнов.

Сегодня лимит времени устанавливать не будем, — предупредил его врач, глядя через толстые стекла очков, —но и вы не перебарщивайте. Имейте совесть.

Ладно, — сказал Грязнов и подсел к Бородину. — Ну как поживаете?..

Это была пора самых напряженных тренировок. До финальной игры оставалось чуть больше недели. И хотя блестящие победы «Нью-Йорк вингз» в предыдущих матчах вселяли уверенность, нервы у всех были напряжены до предела. Кстати, надо сказать, успехи команды наложили свой отпечаток и на самого Норда. Он заметно подобрел, стал чаще улыбаться, причем не так, как раньше, хитро, одними уголками губ, а широко, весело. Он даже стал рассказывать анекдоты игрокам, а как-то раз пригласил всех на пати к себе в загородный дом.

Жилище у Норда было богатое. Дом, по-видимому, построили еще в конце прошлого века, и, по существу, он представлял собой целую усадьбу с огромным садом, лесом, озером, теннисными кортами и так далее и тому подобное. Большое трехэтажное строение с колоннами над широким крыльцом и двумя флигелями поражало своей роскошью.

Хоккеисты приехали часов в шесть вечера. И вскоре разбрелись с коктейлями в руках по большому залу для приемов и сбились в группки по три-четы- ре человека. Трепались, обсуждали новинки хоккейной экипировки. Норд был весел. Он переходил от группки к группке, что-то рассказывал, смеялся. Словом, поднимал боевой дух команды перед решающим матчем.

Все было хорошо, но Бородина поразило, что Патрик Норд живет совершенно один. У него не было ни жены, ни детей, ни родственников. Так что единственным жильцом этого огромного дома был сам хозяин. Не считая прислуги, которой в таком доме требовалось немало.

Павел подошел было к одной группке, к другой, а потом заскучал. И уже собрался незаметно выйти из дворца Норда, когда к нему подошел сам хозяин.

Скучаете? — спросил он.

Павел пожал плечами:

Да нет...

Скучаете-скучаете, я вижу, — тоном, не терпящим возражений, заявил Норд. — Вы вообще, Павел, не слишком-то много общаетесь со своими коллегами по команде. Это я давно заметил.

Павел промолчал. Того, что он действительно думал по этому поводу, сказать Норду он не мог. А отделываться ничего не значащими фразами не хотел.

Я вас понимаю, — продолжал Норд, — вы скучаете по дому. Я прав?

Ну, в общем, да, — кивнул Павел.

У вас невеста, мама... Вы давно были в Москве последний раз?

Почти год. С того момента, как...

С того момента, как приехали? — покачал головой Норд. — Нет, Павел, это не дело. Так нельзя. Я, конечно, понимаю, что хоккей — это ваша жизнь, но нельзя же так наплевательски относиться к себе. Надо иногда развеяться, отвлечься...