Грязные игры

Он отхлебнул чай. Она сделала глоток из своего стакана. На глазах друг у друга. Он боялся начать разговор, боялся сказать что-нибудь не то. Он не знал, зачем она его сегодня пригласила. Знакомая манера разговора и время встречи — все это не могло быть совпадением. Но пока ничего в ее поведении не предвещало того, что эта встреча может закончиться так же, как предыдущие. Может, она просто пригласила его на чашку чая.

— Твоя авиакомпания делает успехи, — наконец сказал он. — Эта новая штука — «Селект» выглядит любопытно.

— Начинаем через три месяца, — она засмеялась и покачала головой. — Еретическая и безумная идея. И столько работы. Миллион решений. График расписан по дням.

— Но ты наслаждаешься этим, — он улыбнулся ее многословию.

— Каждую минуту, — согласилась она. — Я очень надеюсь на успех. Мы уже продали семьдесят восемь процентов членских карт. Ходят слухи, что наши конкуренты пытаются организовать похожий сервис.

— Имитация — самая искренняя форма лести.

— Точно. Но это все же имитация. Мы будем первыми.

Ее лицо светилось энтузиазмом. Ее улыбка была такой прекрасной и открытой, что у него защемило сердце. Он понял, что впервые видит ее счастливой. Такой она еще никогда не была.

— Удачи тебе и «Селект», — он поднял стакан в шутливом тосте. — Хотя нельзя сказать, что удача обходит тебя стороной. Акции «Сансаут» все время растут.

— Ты следишь за курсом акций?

— Инвестирую.

— Неужели?

— Да. Что бы ты ни делала, не останавливайся. Это дает результат.

— Я очень занята и много работаю, но стараюсь поддерживать определенный распорядок в своей жизни. По средам после обеда я позволяю себе отдохнуть.

Это объясняло ее непринужденный наряд. Она не собиралась возвращаться на работу. Он пытался не вкладывать в это никакого смысла. Пытался, но ничего не получалось.

Она пристально посмотрела на него.

— Эти выходные по средам позволяют мне заниматься другими делами, которые очень важны для меня. Например, такими, как фонд Элейн Спикмен.

— Фонд. Понятно, — он поерзал, меняя позу. — Недавно видел твою фотографию в газете. На каком-то официальном мероприятии по сбору средств. Как все прошло?

— Превосходно.

— Это хорошо.

— Кроме денег, собранных в тот вечер, фонд недавно получил одно крупное пожертвование.

— Да?

— Сто тысяч долларов.

— Ничего себе.

— Да, но это пожертвование было довольно необычным.

— В каком смысле?

— Во-первых, сумму внесли наличными. Стодолларовыми банкнотами, прямо на счет фонда.

— Хм.

— Анонимно.

— Хм.

— И банк, в котором открыт счет, сообщил, что жертвователь настаивал на анонимности.

Лицо Гриффа осталось бесстрастным.

— Я уважаю его желание не афишировать такое щедрое пожертвование, — сказала Лаура. — Я лишь надеюсь, что он знает, как я ценю его дар.

— Не сомневаюсь.

Наступившая пауза казалась ему бесконечной, но затем Лаура сдалась и с легкой улыбкой сменила тему:

— Ты тоже не сидел без дела.

— Слышала о нашем проекте?

— Я видела твое интервью по телевизору.

— Он завоевывает популярность, и дела идут хорошо.

— Кажется, ты удивлен, — заметила она.

— Да. Он просто сам приплыл мне в руки.

После выписки из больницы он предстал перед судом, и ему предъявили обвинение в нападении на полицейских. Джим Макалистер добился его освобождения под залог и выступил с блестящей речью в его защиту. Его аргументы были подтверждены показаниями Лауры Спикмен, которую представлял ее адвокат, а также сотрудниками службы внутренней безопасности, занимавшимися делом Стэнли Родарта.

Грифф выслушал суровый выговор судьи и получил год условно вдобавок к тому, что он уже отбыл. Инспектором по надзору у него остался Джерри Арнольд. Макалистер и Глен Ханникат, который оказался настоящим другом, повезли Гриффа в ресторан, чтобы отпраздновать то, что они считали победой.

Вскоре после этого его удивил Болли Рич, пригласивший его на ленч. Он извинился за то, что отказывался слушать, когда Грифф пытался предупредить его насчет Родарта. Сказал, что сожалеет, что он отказал Гриффу в помощи, когда тот в ней больше всего нуждался, но больше всего ему стыдно за то, что он не поверил Гриффу.

— Джейсон две недели со мной не разговаривал, — сказал он.

— Не переживай ты так, — отмахнулся от его извинений Грифф.

— Ты слишком легко освобождаешь меня от ответственности.

— Я тоже легко отделался.

Затем Болли рассказал ему о проекте, который уже некоторое время обсуждался в кругу спортивных журналистов. Они считали, что пора воплощать его в жизнь.

— Нам надоела вся эта грязь вокруг спорта, как университетского, так и профессионального. Мы вынуждены писать не только об удачных бросках, голах и ударах, но также об употреблении наркотиков и стероидов, об оружии, жестокости, изнасилованиях…

— Тотализаторе, — вставил Грифф.

— Тотализаторе. Нам осточертело все это дерьмо. Мы хотим изменить ситуацию и вернуть в спорт понятия чести и честной игры. Но мы всего лишь горстка писак, и я самый яркий представитель этого вида, если тебе это о чем-то говорит. Нам нужно имя, — сказал он и, смущаясь, пояснил: — Но безгрешный человек не окажет нужного воздействия.