По крайней мере, он все еще называл меня так, как будто я была бесполым работником, как будто ничего не изменилось. Потому что ничего не изменилось. Я все еще была карьеристкой. Просто карьеристкой, которая спала со своим боссом, потому что мы оба облажались.
Я листала Киплинга, высунув язык из уголка рта.
— Я разговаривала с одним парнем вчера вечером… — начала я.
— А Селиан знает? Он всегда казался мне собственником, — пошутил Элайджа, откидывая голову назад и с усмешкой глотая воду из бутылки.
— Вон из моей редакции, Элайджа, — рявкнул Селиан, оглядываясь на меня. — Продолжай, Джудит.
Я в молчании переводила взгляд с одного на другого. Элайджа нахмурился, собрал свои вещи и покачал головой.
— Это всего лишь шутка, — прошептал он.
— Comedy Central в конце квартала. Здесь мы делаем новости. — Селиан все еще смотрел на меня, но с измученным ожиданием, без капли сочувствия или привязанности в его ледяных голубых глазах.
Невыносимое напряжение сжало комнату с того момента, как Элайджа понял, что все испортил, и до той секунды, когда за ним закрылась дверь.
— В общем… — Мое лицо вспыхнуло, и я не сводила глаз с Киплинга. — Он сирийский журналист, живет в Германии. Его зовут Саид. Вчера поздно вечером я нашла его твиттер-аккаунт.
— Или тиндер-аккаунт… — прошептала себе под нос Брайс, один из продюсеров.
Сидя во главе стола, Селиан ничего не слышал. Но я слышала и хотела умереть на месте. Я это заслужила. Даже я понимала, почему это вызывает у моих коллег горечь. Пока они гонялись за зацепками, я гонялась за оргазмами с будущим президентом сети.
Я глубоко вздохнула, молча одолжила айпад Кейт и ввела веб-адрес.
— Он загрузил это видео, в котором заснял сирийских беженцев, пытающихся нелегально вернуться в Сирию…
—
Я кивнула.
— Им трудно интегрироваться, и они скучают по своим семьям. Сотни беженцев возвращаются в Сирию каждую неделю, в основном через Грецию. Они въезжают в свою страну нелегально, пешком, возвращаясь по тому же маршруту, по которому бежали.
Я нажала на воспроизведение и развернула экран так, чтобы все могли видеть. Но больше всего я обрадовалась, обнаружив, что люди больше не смотрят на меня, как на корень зла. Теперь они видели, как малыши плачут на руках у своих матерей, подвергающих свою жизнь огромному риску.
— Освещение? — Селиан посмотрел на меня после того, как видео закончилось.
Покачав головой, я указала на экран.
— Это видео смотрели всего пятьсот раз или около того, но я предполагаю, что со временем его найдут больше людей. Это может стать отличной зацепкой для специального выпуска, который мы показываем на следующей неделе.
— Хорошая работа.
Может быть, его слова были бы более правдоподобными, если бы они не ощущались как град, бьющий по моей коже. Я начинала уставать от его бессердечия. Как будто его сердце было обернуто толстым слоем омертвевшей кожи — вроде той, что у вас на подошве. Её можно проткнуть иголкой, и вы ничего не почувствуете.
Я склонила голову, не смея взглянуть на реакцию, вызванную его комплиментом.
Люди начали выходить из комнаты, и Селиан тоже. Он, вероятно, знал, что я вот-вот задушу его, и не хотел бурной ссоры. Я осталась внутри, наблюдая, как Кейт с черепашьей скоростью собирает свои вещи.
Она смотрела вниз, когда говорила со мной.
— Селиан сделал единственное, что мог, чтобы убедиться, что обе ваши задницы прикрыты. Он сделал это в своем идите-вы-на-хрен манере, но он хотел как лучше. Из-за этой истории будет много шума, но помни, что лучше обсудить это здесь, чем позволить
Я посмотрела вверх, сквозь стеклянную стену, и увидела, что новости распространяются, как лесной пожар — люди сгорбились и шепчутся на ухо своим коллегам, секретарши маршируют с пачками сигарет, чтобы посплетничать внизу, репортеры передают друг другу газету, которую принес Джеймс.
— Думаю, он только что угробил мою карьеру. — Я стукнулась лбом о руки, лежащие на столе.
— Угробил? Нет. — Кейт бросила свои вещи в сумку и встала. — Но он усложнил ситуацию для вас обоих. Так что тебе лучше пойти туда и начать доказывать людям то, что я уже знаю: ты родилась, чтобы быть журналистом.
Следующие несколько дней прошли как в тумане. Все как-то становилось и лучше, и хуже.
Лучше, потому что у людей было очень мало времени, чтобы наклонить головы и шептаться о нас. Селиан бегал по кабинету, вопя во все горло. У нас была жесткая нехватка персонала, и все бедствия в мире решили приземлиться к нашим ногам.
Хуже того, с тех пор как появились новые рекламные объявления, Селиан то и дело появлялся на собраниях на шестидесятом этаже и каждый раз, возвращаясь, бил кулаком в стену до ее безвременной смерти. У нас были четыре дыры, наши рейтинги падали с каждой секундой, а наши конкуренты открыто обсуждали нашу текущую ситуацию — умирающую медленной, болезненной и публичной смертью сеть.
Селиан не шутил.