Грязные новости

Я надеялась, что это прозвучало как: «О, да?», а не как: «О, я забыла тебе сказать. Мы расстались месяц назад, потому что он трахался со своим боссом, пока я ухаживала за больным отцом. Но эй! Теперь я тоже трахаю своего босса. Круговорот жизни, так сказать».

— Звонил мне на сотовый. Спросил, могу ли я сказать тебе, чтобы ты вернулась к нему. Уверен, что ты уже это сделала, но просто подумал, что ты должна знать. Мы увидимся с ним в эти выходные?

Папа дотянулся до полупустой тарелки супа и доел остатки. Ему нравился Милтон. Каждый раз, когда я спрашивала его, почему, он отвечал: «Потому что Милтон достаточно умен, чтобы любить мою дочь».

— Трудно сказать, пап. Мы оба очень заняты работой.

Это разрывало меня на части. Я ненавидела обманывать отца, но мне была противна мысль, что правда причинит ему еще большую боль.

Как только моя голова коснулась подушки, я заплакала. Не просто заплакала, а разразилась потоком слез и соплей от жалости к себе. Полный набор.

Я не была плаксой. Плакала в тот день, когда умерла мама, и несколько раз после этого, например, в день, когда у меня начались месячные, а ее не было рядом, и после того, как я украла бумажник. Но сегодня вечером мне казалось, что весь мир лежит на моих плечах, и мне хотелось сбросить его или позволить ему похоронить меня под собой.

Обычно после того, как проплакал часами, всегда спишь, как убитый. Это случилось со мной в ночь после смерти матери. (В ту ночь, когда ее не стало, я не могла сомкнуть глаз — слишком боялась, что мир рухнет, если закрою глаза.) У страдания есть свой способ потянуть тебя вниз и утопить в нем. Сладкий и удушливый, как колыбельная, убаюкивающая тебя.

В ту ночь я спала, как младенец.

Жизнь в одиночестве была выбором, который я сделал с радостью.

Альтернативой была жизнь во лжи, а я не лгал и не воровал — с тех пор, как и то, и другое взорвалось у меня перед носом впечатляющим образом. Хотя у меня была машина, я каждое утро ездил на работу на метро. А поскольку все в моей семье в течение последних трех поколений имели личных водителей, меня считали паршивой овцой в семействе. К счастью, семейство уменьшилось и почти не существовало, так что мне не на кого было производить впечатление.

Кроме того, мне нравился запах мочи и общая нищета суровой городской жизни. Это напомнило мне, что я был удачливым ублюдком, даже в те дни, когда чувствовал, что Бог — если он существовал — взял за правило пускать мои планы псу под хвост.

По дороге на работу я думал о том, что заставило меня в пятницу затащить Джудит в комнату энергообеспечения и трахнуть в рот, что могло послужить массовому отключением электричества в одном из самых больших небоскребов Нью-Йорка. Моя сперма определенно не должна была находиться рядом со всеми этими электрическими выключателями.

Я определенно пытался пометить свою территорию, но в процессе нагадил на свое правило «никаких повторов», а также на мои профессиональные отношения с ней. В настоящее время я пытался решить, должен ли вернуться к нормальной жизни и вести себя так, как будто Джуд не существует, пока она не уйдет и проблема не решится сама собой, или решить, что ущерб уже нанесен, и сделать её подружкой для перепиха, когда я слишком устану, чтобы идти на охоту.

Плюсы: Манхэттенская холостяцкая тусовка начинала действовать мне на нервы. Я начал видеть одни и те же лица в одних и тех же клубах. Все мои случайные интрижки и профили «Тиндера» смешались в голове. По крайней мере, с Джудит у меня была сексуальная химия.

Минусы: кроме киски, у нее была раздражающая, ханжеская позиция, не говоря уже о дерзком рте, и я действительно не мог ее выносить.

Когда добрался до офисного здания, мне пришлось ответить на телефонный звонок. Лили. Обычно я отправлял ее прямо на голосовую почту, но она звонила уже в третий раз с тех пор, как я вышел из метро, поэтому решил убедиться, что с Маделин, ее бабушкой, все в порядке.

— Кто-нибудь умер? — сказал я, отвечая на звонок.

Я не стал заходить в здание, зная, что все может стать довольно дерьмовым и довольно быстро, когда дело касается нас с Лили. Я редко повышал голос, но для нее всегда был рад сделать исключение.

— Что? — Ее голос, как всегда, звучал жалобно. Из тех, что звучат как скрежет вилки о тарелку. — Нет. У бабушки все отлично. Я просто подумала, может…

— Не думай. Ответ — нет.

— Селиан, подожди! Я…

Но я уже повесил трубку. Повернулся, чтобы пройти через двойные стеклянные двери, но заметил Джудит, сидящую на верхней ступеньке лестницы, впитывая первые лучи солнца, как жаждущий цветок. На ней был один из ее помятых черных костюмов подражателя взрослым, и она обнимала свой рюкзак.

Сегодня ее конверсы были красными.

«О боже».

Она быстро вытерла глаза, но я не уверен, плакала она или вот-вот заплачет. Девушка говорила по телефону, и любой другой ублюдок повернулся бы, ушел и поклялся, что перестанет усложнять ей жизнь.

Но я был запрограммирован по-другому, высечен из камня, как и те люди, которые меня создали.

Я обогнул ее крошечную белокурую фигурку, вполуха прислушиваясь к разговору.