Грязные улицы Небес

— Что вы хотите сказать?

Ее ладонь снова опустилась на мое бедро, мягко сжав напряженные мышцы. Острые ногти раз за разом покалывали мою кожу.

— В прошлом неграмотные люди часто нарушали соглашения с нами. Их предупреждали о грядущих наказаниях, оставляя на дверях знак черной руки. Но для этого использовались человеческие ладони. Они имели обычные размеры. Я никогда не слышала о нарушении данной традиции. Поэтому, если только вы не живете в деревне манчкинов, [7]рука, оставившая знак, была такой же большой, как лапа белого медведя.

Она приподняла изящную руку — ту, которой не сжимала мое бедро. Ее длинные острые ногти были очень чистыми и лишенными лака.

— Иными словами, существо, навещавшее вас, имело большие размеры.

Очевидно, она могла бы рассказать мне кое-что еще, но вряд ли согласилась бы на это. Между нами как будто возникла стена. Я решил поберечь свою жизнь. Кроме того, мне хотелось выйти из «Харчевни» без лишней стрельбы. Я убрал ее руку с моей ноги и выскользнул из кабинки. В то же самое мгновение передняя дверь бара распахнулась настежь, и в проеме возникло несколько больших фигур, заслонивших собой оранжевый свет от парковки. «Медвежата» привели подкрепление.

— Благодарю вас, графиня, — сказал я. — Возможно, вы не поверите мне, но ваша помощь была неоценимой.

— Вы умный парень, Доллар. Если вам удастся выжить в ближайшие десять минут, то в следующий раз, когда мы встретимся, вы можете называть меня Казимирой.

Она улыбнулась, и ее неземная красота пронзила мне грудь.

— Друзья называют меня «Каз», но вы не успеете заслужить такую привилегию. Я думаю, что ваша жизнь уже почти на исходе.

Проклятье!Как она была прекрасна!

К нам подходили пять или шесть громил — настоящая экспозиция массивного и мерзкого зала инфернальной славы. Я метнулся к другому концу помещения, ругая себя за неосмотрительность. Что мешало мне разведать выходы?

В конце концов я забежал в мужской туалет и выбрался через окно. К счастью, демоны посчитали меня недостойным противником и не оставили никого на стоянке машин. К тому времени, когда они выломали дверь туалета, я уже выезжал на Камино Рил и с облегчением вытирал пот с лица. Но, даже входя в комнату мотеля, снятую мной на северном конце города, я по-прежнему думал о руке графини, лежавшей на моем бедре.

Глава 8 ПОУЗИ И ДЖИ-МЭН

Я проснулся, когда солнечный луч, словно нож Нормана Бейтса, [8]проник сквозь пыльные жалюзи Королевского мотеля. Мой телефон вновь и вновь повторял четыре ноты Благовестного хора — мелодию принятых сообщений. Поверьте, если бы это зависело от меня, я нашел бы что-то более интересное (или, по крайней мере, менее показное). Но наши телефоны считаются рабочими инструментами. Их не смог бы перенастроить даже сам Никола Тесла. Они не предназначены для обычных людей. Такие устройства можно увидеть только у ангелов. И получая сигнал о входящих сообщениях, все мы слышим одну и ту же мелодию: Ал-ли-лу-я. Ал-ли-лу-я. Тот, кто создавал эту программу для «хозяйского дома», был преступно глупым идиотом или человеком с отвратительным чувством юмора.

Кроме материалов Жировика, которые я еще не прочитал, ко мне поступило несколько тошнотворных сообщений из офиса Темюэля. Начальство желало знать, куда я переехал. Последнее сообщение пришло от Клэренса. Парень спрашивал, когда мы встретимся. Черт,вспомнил я, мы с Сэмом договорились, что стажер побудет со мной пару дней.Сев в лужицу яркого света, я посмотрел на будильник. Алый циферблат электронных часов показывал 09.22. Практически время рассвета. Мои пальцы, по гибкости похожие на сырые сосиски, набрали сообщение. Я попросил Клэренса присоединиться ко мне около полудня в «Устрице Билла». Не было смысла спешить. Тем более что мне предстояло небольшое расследование, которое я хотел выполнить в первой половине дня — естественно, после душа и чашки кофе.

Через двадцать пять минут я уже был в пути, сжимая коленями большой (размером с силосную яму) стакан «Пита». В винтажном «Матадоре» не было креплений для таких предметов. Оставалось лишь гадать, как люди, жившие в семидесятые годы, обходились без подставок для стаканов. Я мчался по Набережной к дому Эдварда Уолкера — в третий раз за эту неделю. После свистопляски двух прошлых дней жилищное товарищество постепенно возвращалось к нормальной жизни. Я видел на тротуарах улыбчивых почтальонов и людей в дорогой одежде, которые лениво выгуливали породистых собак. Для субботнего утра в Пало Альто их было непривычно много.

Особняк Уолкера теперь почти не отличался от других домов на улице — разве что небольшим островком игрушек, цветов и траурных лент, оставленных у входа. В наши дни этот вид сентиментальных отложений очень быстро собирается у мест трагических событий. Сегодня на подъездной дорожке стояла лишь одна машина: потрепанный японский седан, не принадлежавший покойному Уолкеру. Его автомобиля я не видел — наверное, он находился в закрытом гараже.