Поначалу я хотел провести осмотр дома во вневременном измерении. Однако странная машина заинтриговала меня. Я постучал в переднюю дверь. Обычно в подобных ситуациях мы представляемся страховыми агентами, но в данном случае речь шла о самоубийстве, поэтому я отказался от такого прикрытия. Показывать документы инспектора Национального совета безопасности на транспорте тоже не имело смысла. Седан был припаркован на частной территории. Тут даже не помог бы работавший двигатель.
Дверь открыла девушка, одетая в джинсы, сандалии и темную куртку с капюшоном. Она легко вписалась бы в антураж «Харчевни» или любой студенческой тусовки последних десятилетий. В ее длинные черные волосы были вплетены разноцветные ленты, маленькие колокольчики и прочие безделушки.
Она с изумлением посмотрела на меня, как будто мой визит показался ей безумным поступком.
— Да?
— Привет. Меня зовут Роберт Доллар. Я работаю в журнале «Виста». Прошу прощение за беспокойство. К сожалению, мне не удалось дозвониться до вас по телефону. Миссис Уолкер дома?
Глаза девушки округлились еще больше. С таким же успехом я мог бы спросить у нее о рыбах, летающих в облаках.
— Миссис Уолкер покинула нас. Вам следовало бы это знать. Моя бабушка умерла пять лет назад.
— О, простите… Как неловко.
Направляясь сюда, я не думал, что буду общаться с родственниками Уолкера. Кое-какая информация Жировика имелась в папке, которую я держал в руке. Но мне пока не довелось ознакомиться с ней.
— Так вы внучка мистера Уолкера? Вы не могли бы уделить мне несколько минут? Мы планировали опубликовать статью о вашем дедушке… Теперь это просто наш долг. Я хотел бы получить подробности из первых рук. Все произошло так быстро. Никто не был готов к подобному событию…
Ее раздраженный взгляд уступил место печальной улыбке. Она была симпатичной девушкой, но угрюмый вид делал ее менее яркой.
— Да, к такому никто не готов. Ладно, входите.
Она задумчиво приподняла плечи.
— Хотя подождите. Сначала покажите мне какое-нибудь удостоверение.
У меня имелось столько идентификационных карт, что мне позавидовал бы любой контрабандист. Я с проворством профессионального фокусника нашел нужное удостоверение. Взглянув на документ, девушка поманила меня за собой. Мы прошли в большую открытую гостиную. Внучка Уолкера плюхнулась на кушетку и похлопала ладонью по подушке, приглашая меня сеть рядом с ней. Вторая софа располагалась слишком далеко, поэтому я, изображая из себя журналиста, угнездился на туфе в нескольких шагах от девушки. Жаль, что она не предложила мне выпить — пока малышка ходила бы за напитком, я обшарил бы всю комнату. Впрочем, гостиную можно было рассмотреть во время разговора. Судя по огромному книжному шкафу у дальней стены, Уолкер являлся разносторонним человеком. Помимо книг, на полках стояли фигурки, связанные с народными мифами. На стенах висело несколько картин — в основном черно-белые копии мятежных ландшафтов Анселя Адамса, лишенные любого человеческого присутствия. Кушетки, драпированные овечьими шкурами, и прекрасные образцы мезоамериканского гончарного искусства демонстрировали щедрость и тонкий вкус покойного хозяина. Но обстановка выглядела немного запущенной — на полу и вещах виднелся слой пыли.
Я вытащил отчет Жировика и быстро пробежал взглядом первую страницу. На ней излагалась биография Уолкера, которую я уже знал: вдовец, жену звали Молли. А внучку…
— Вы, должно быть, Поузи, верно?
Она кивнула.
— Прямо как цветок.
Приподняв голову, я увидел за спиной девушки старомодный камин. Над ним висел впечатляюще большой календарь майя, сделанный из красной глины.
— Красивая вещь, — сказал я. — Он настоящий?
Поузи оглянулась, близоруко прищурилась и пожала плечами. Вероятно, большую часть времени она носила контактные линзы.
— Я не знаю. Бабушке и дедушке нравилось путешествовать по разным странам. Они часто привозили сувениры. Мне кажется, эта штука откуда-то из Мексики.
Я осторожно перевел беседу с малознакомой для Поузи темы. Меня интересовала информация, которой она, возможно, вообще не обладала. Мне хотелось знать, почему ее дед совершил самоубийство. Естественно, я не стал задавать прямых вопросов.
— Все культурное сообщество повергнуто в шок, — произнес я скорбным тоном. — Ваш великий дедушка был прекрасным человеком. Казалось, что он знал, к чему стремился. Он ценил свою жизнь.
Я понизил голос до уважительного шепота.
— Мне не хотелось бы совать нос в чужие дела… И я обещаю, что это не войдет в статью… Скажите, он чем-то болел?
Она покачала головой:
— Я так не думаю. Во всяком случае, он никогда не рассказывал мне о болезни.
— А у него было доверенное лицо?
— Какое лицо?
Мне захотелось застонать, но вместо этого я поднялся на ноги и начал прохаживаться по комнате. Попутно я осматривал книжные полки и незаметно (по крайней мере, мне так казалось) фотографировал их мобильным телефоном.
— Я говорю о доверенном лице. О человеке, с которым он делился своими секретами. Какой-нибудь близкий друг, коллега или духовник?..
— Священник?
Она смущенно хмыкнула: