Неплохо для парня, который обычно только бездельничает с гитарами и микрофонами.
Запихиваю всю упаковку назад в коробку и отношу наружу к мусорным бакам. Закрыв крышку, прислоняюсь на минуту к стене, просто дыша.
Дыша, потому что я не могу делать это, когда она рядом.
Я чувствую себя виноватым за то, что вёл себя дерьмово, но у меня нет причин быть милым с ней даже секунду. Вот что значит быть человеком, который всегда добр к девушке. Даже если подобное поведение оправдано виной, оно всегда пробирается внутрь, готовое разорвать вас на части.
Иронично, учитывая то, как она разорвала на части меня.
Я прокрадываюсь обратно в дом и беру её телефон.
— Что ты делаешь? — спрашивает она.
Я набираю свой номер, и когда мой телефон начинает звонить в кармане, прекращаю вызов и бросаю телефон на диван рядом с ней.
— Когда она проснётся, позвони мне. Ты привезёшь её ко мне домой сегодня.
— Я привезу, ха? — она выпрямляется.
Я киваю и смотрю вниз, пригвождая её своим взглядом к месту.
— Да, принцесса, ты привезёшь. Поэтому убедись, что у неё есть всё, что нужно. Она встретится со своей семьёй.
***
— Ты забыл, как отвечать на звонки, мудак? — кричит Тэйт, когда я захожу в дом.
— Что я теперь сделал? — смотрю на братьев и раскидываю в стороны руки.
— Это! — он пихает мне в лицо свой телефон.
Это фотография, на которой я кладу детский барьер в машину возле магазина.
— Теперь все узнают, что у тебя есть грёбаный ребёнок.
— Она не «грёбаный ребёнок», она моя дочь, поэтому начни называть её так, иначе я откручу тебе яйца. И это, — я указываю на телефон, — ничего не значит.
— Как они, чёрт возьми, провернули это? — спрашивает Кай из угла, жуя конфету.
— Кучка фанаток ждали меня возле магазина, — ворчу я, — держу пари, что одна из них сфотографировала.
— Они спросили, для кого это? — спрашивает Эйден.
— Ага, и я не идиот. Сказал, что это для друга.
Тэйт садится, очевидно, успокоившись.
— Хорошо. Нам не нужно, чтобы они в середине тура узнали, что у тебя есть ребёнок.
Мои брови взлетают вверх.
— Ты думаешь, что я буду прятать её все оставшиеся три месяца?
— Это будет не сложно, — Тэйт пожимает плечами. — Софи занималась этим достаточно долго.
— Но я не Софи! Я не буду держать её в чёртовом секрете от мира, Тэйт!
— А когда Марк узнает? — вставляет Эйден. — Тогда что? Он будет возмущён.
— За то, что произошло ещё до подписания контракта? Он может идти нахрен, — я падаю на диван. — У него права голоса не будет. Когда я захочу, чтобы мир узнал о Миле, это случится. До сих пор это не произошло только потому, что Софи попросила меня пока не делать этого.
— Снова под каблуком?
— Старший брат или нет, Тэйт, я надену на тебя намордник, мудак, — я снова впиваюсь в него взглядом. — Нет, потому что она хочет, чтобы Мила узнала меня и вас, придурки, прежде чем целый мир влезет в наши дела. И это справедливо.
Он прищуривается на меня.
— Тур закончится через три месяца. Будет не так уж трудно скрывать её.
— Тэйт, серьёзно, заткнись, — огрызается Кай. — Коннер прав. Никто из нас не дошёл до того, чтобы решать, когда и что говорить о своей дочери. И я скажу Марку, если придётся, куда ему пойти. А теперь достаньте свои старые «Плейбои» и подрочите, пока наш младший брат не выполнил свою угрозу.
Я бросаю в него подушку через всю комнату.
— Малыш, я надрал тебе задницу, когда в последний раз ты решил, что бороться – это хорошая идея.
— Он прав, — соглашается Эйден.
— Только потому, что он и Тэйт каждый день занимались в чёртовом спортзале на час больше нас.
— Эй, — добавляет Тэйт, — киски не выигрывают.
— Следует вытащить палец из задницы и начать упорно работать,
Он показывает мне средний палец в момент, когда мама заходит в комнату.
— Боже мой, вы четверо. Я будто опять в комнате, полной подростков. Когда вы повзрослеете? — она смотрит на всех нас с любовью и раздражением.
— Не говори глупостей, мам, — отвечает Тэйт, — трое из нас подростки. Надо быть настоящим мужчиной, чтобы сделать ребёнка, так что, очевидно, Коннер вырос.
— Тэйт, — укоризненно говорит она, прежде чем я успеваю послать его кое-куда, — достаточно. Однажды ты можешь оказаться в таком же положении, разве что не узнаешь, каково быть матерью. Ах, да, — добавляет она, широко раскрыв глаза, — я слежу за тобой, молодой человек.
— Мне двадцать пять, мам.
— Ты не слишком стар, чтобы лечь на мои колени и получить по заднице, парень.
Я, Кай и Эйден смеёмся, прежде чем угрожающий пристальный взгляд маминых синих глаз проносится по нам.
— Это касается и вас троих. Меня не волнует, какими взрослыми вы себя считаете. Вы всё ещё мои дети, — она смотрит на меня и мило улыбается. — И когда мы встретимся с моей первой внучкой?
— Позже, — отвечаю я, — Софи придёт вместе с ней.
— Прекрасно! Она останется на ужин? — её лицо сияет.
— Если ты приготовишь, то останется.
— Разве ты не должен спросить её? — спрашивает Эйден.
— Ей больше не позволено говорить «нет».
— Звучит сексуально, — смеётся Тэйт.
Мама отвешивает ему подзатыльник, и он начинает громко сыпать проклятия.
— Чёрт возьми, мам!