У профессора перехватило дыхание. Он бросился к мальчику:
— Дайте спектровик. Быстрее!
Топтыгин понятия не имел, откуда здесь взялся этот ребенок, но ему это сейчас было неинтересно. В голове у профессора стучала одна единственная мысль — мальчик обречен. У него пока нет никаких симптомов, но они неизбежно проявятся уже через полчаса. Первая стадия, вторая, третья, мучительная смерть без кожи и глаз. Мальчик заплакал:
— Зачем? Что тут у вас? Я хочу к маме.
Профессору протянули спектровик, он включил прибор и направил красный луч на руки мальчика. Руки заблестели ослепительно синим, ребенок был весь в ВТА-83.
Профессор нажал голосовой переключатель на рукаве собственного биокостюма, включил разговорную мембрану и торопливо заговорил:
— Как ты сюда попал? Как?
— Хочу к маме, — законючил мальчик, — Она обещала поиграть со мной, когда придет с работы. Обещала, а не пришла. Зачем вы обманываете? Вот тут на кроватке написано, что это моя мама. Но ведь это не она, это какое-то красное... Верните маму! У меня глазки болят. Зачем вы обманываете? Вот это красное на кроватке — не моя мама. А написано, что она. Застоева Анна Николаевна. Я умею читать, видите? Я хороший, а вы меня обижаете. И мама не пришла.
Голос у Топтыгина предательски задрожал:
— Хорошо. Ладно. Сейчас получите свою маму... молодой человек. Только скажи, как ты сюда попал?
— Я по лесенке залез. Там еще написано пожарный выход. А под лесенкой — милицейская машина. Я на нее залез, а потом по лесенке. Я маму искал. Мне сказали, что в нашем городе дул сильный ветерок, и все простудились, и мама тоже. Я пошел ее искать. Мне сказали, что тех, кто простудился, повезли в больницу. И я нашел вот эту бумажку с маминым именем! А самой мамы нет. Как так? Я прятался под кроватками, пока шел сюда, чтобы эти резиновые люди меня не поймали. А зачем вы все резиновые? Это игра, да? Я тоже хочу играть, я буду, когда найду маму.
— Так, — сказал Топтыгин, начиная задыхаться, — Так.
Профессор переключил голосовую панель костюма в режим радиосвязи:
— Пожарный выход закрыть. Спуститься вниз на улицу к этой сраной милицейской машине, достать оттуда милиционеров, одеть их в костюмы биозащиты и поставить сторожить пожарный выход. Изнутри. Все осмотреть, абсолютно все осмотреть на предмет посторонних лиц и дыр в режиме изоляции «грязной» зоны. Проверить все окна, двери и засовы. Анну Николаевну — в скотомогильник. Еще раз проверить всех больных, тех, кто уже умер — в скотомогильник. Бумажки с именами больных — все снять и выкинуть немедленно. Мальчика немедленно доставить в операционную на первом этаже. Изолировать. Тщательно вымыть. Всем, кто будет с ним работать — носить биозащиту, пока с ребенка не будет смыт верхний слой кукурузки. Наблюдать его постоянно. Рядового Мао из операционной и вообще из больницы выписать, он здоров.
Кто-то попытался что-то сказать, но Топтыгин не слушал:
— Делайте. Счет идет на минуты. Нам нужен состав 202. Я позвоню в компетентные органы.
Профессор быстро вышел из палаты 389, в коридоре он перешел на бег. На верхних этажах не было телефонов, и Топтыгину, чтобы позвонить, нужно было покинуть «грязную» зону. Процедура очистки и снятия костюма биозащиты показалась ему невыносимо, невозможно долгой.
Наконец профессор ворвался в располагавшийся на первом этаже и отданный сейчас в полное распоряжение Топтыгина кабинет главврача и судорожно схватился за телефон.
Гудки, никто не берет трубку.
Сердце у профессора бешено стучало, отдаваясь в висках. Топтыгин бросил трубку, набрал номер еще раз, и только тогда на том конце провода наконец ответили:
— Алло.
— Зоечка, Топтыгин. Квасодуба, срочно.
— Извините, профессор, его нет...
— Давайте того, кто есть.
— Сейчас никого нет, профессор...
— А где Квасодуб?
— Он не может, сейчас...
— Кто там, Зоя? — неожиданно вмешался в разговор незнакомый Топтыгину стальной голос, — Профессор? Да, давайте. Алло. Как там дела, профессор?
— Плохи дела. Мальчик подвергся воздействию. Первая стадия. Мне срочно необходимо девяносто, а лучше сто флаконов состава 202. Срочно, счет идет на минуты.
— Как же он подвергся воздействию, профессор? Вы ведь должны были полностью изолировать больницу. Или это произошло не в больнице?
— В больнице, я не справился, я допустил ошибку. Но это все сейчас не важно. Послушайте, мальчика еще можно спасти...
— Стоп. Как это не важно, профессор? Больница должна быть полностью изолирована.
— Да, да, я уже отдал все необходимые распоряжения. Послушайте, вы не о том говорите, мне нужен состав 202, сто флаконов...
— Я вас услышал, профессор.
— Вы пришлете? Спасибо! Я выезжаю на аэродром, буду через двадцать минут...
— Не спешите. Состава нет, — произнес стальной голос в трубке, на несколько секунд повисло молчание.
— С кем я говорю? — наконец осторожно спросил Топтыгин.
— Полковник КГБ Бидонов.
— А... Я бы хотел поговорить с полковником Квасодубом. Где он?
— Квасодуб снят за преступную халатность, два часа назад. Он несет прямую ответственность за инцидент.
— Но все равно... Как мне с ним связаться?