Грибификация: Легенды Ледовласого (СИ)

Закончив поучительную речь, Славик зачем-то взял с тумбочки «Справочник хозяйки-колхозницы: 500 блюд из крапивы» и с книгой в руке прошел на кухню.

— Значит так. Излагаю диспозицию. Ты рожай нам стаканы, — Славик ткнул жирным пальцем в Камарильина, — А ты тем временем пошерсти по хате в поисках закуси, — эта задача досталась Цветметову, — Даю подсказку: закусь у бабок обычно храниться на балконах.

Камарильин заглянул в мойку, где все еще стояла грязная посуда, потом в посудный шкафчик. Рюмок или стаканов у бабки не нашлось, так что Камарильин поставил на стол две чистые чайные фарфоровые чашки из шкафчика. Цветметов гремел чем-то на балконе, судя по звукам, на него упали лыжи.

— Кого пидором считаешь, братан?

— Не понял.

Племянник Славик кивнул на поставленные на стол чашки:

— Алкотары две достал, а нас трое. Как известно, не пьют только с пидорами и коммунистами. В КПСС никто из нас не состоит, стало быть, одного из нас ты считаешь пидором. Я и интересуюсь аккуратно — кого именно ты счел пидаром, меня или моего кореша, на которого только что ебнулись лыжи?

— Никого, — замотал головой Камарильин, — Я не пью. Я член Всесоюзного Общества Трезвости.

— Ну как хочешь, член, — Славик пожал плечами, потом вскрыл ножом пластиковую пробку бутылки и наполнил чашки тминной.

На кухне наконец появился Цветметов, в руках он нес три стеклянные банки с балкона. Под весом банок Цветметова шатало, Славик и Камарильин помогли ему расположить банки на столе.

В самой большой пятилитровой банке были соленые огурцы, в другой поменьше — капуста, в третьей самой маленькой литровой банке плескалась какая-то черная жижа, напоминавшая нефть. Все банки были снабжены самодельными этикетками, на приклеенной к банке огурцов бумажке крупным размашистым почерком бабки было написано «СЕНТЯБРЬ 1968», на капусте — «АВГУСТ 1962». На самой маленькой банке с черной жижей внутри бумажка совсем пожелтела, на ней не было никаких дат, а только напечатанный на машинке номер «389116».

Цветметов схватил из кухонного ящика открывашку и бросился к банкам, но Славик остановил его:

— Братан, тебе жить надоело? На даты глянь, если вскроешь эту хуйню — мы все тут поляжем, как японцы под Хиросимой.

Камарильин достал из шкафа банку бычков в томате. Прежде чем открыть ее Славик брезгливо ознакомился с датой производства.

— Вот это сойдет. Олл-райт. Ну что ребята...

Славик неторопливо поднял фарфоровую чашку с тминной. Цветметов вцепился в собственную чашку, его всего трясло, трубы неистово горели. Камарильин подумал, что если поминальный тост Славика окажется слишком долгим — Цветметов вполне может не дождаться конца речи и умереть от разрыва сердца.

— Ну что, ребята... Как писала японская поэтесса Тие Фукуда,

Больше некому стало

Делать дырки в бумаге окон.

Но как холодно в доме!*

Славик одним махом опрокинул чашку тминной, Цветметов с трудом, задыхаясь, всосал свою. Славик насадил на вилку бычок в томате и намеревался отправить его в рот, но, увидев трясущегося и кашлявшего Цветметова, протянул вилку ему.

— Закусывай, братан.

Камарильин не знал, что сказать, хокку показалось ему очень грустным и красивым, хотя о поэтессе Фукуде он ни разу в жизни не слышал. Славик вынул из кармана пачку красного Мальборо.

— Попрошу вас не курить в квартире, — сказал Камарильин.

Славик зажег сигарету и с наслаждением затянулся:

— Просьба услышана, братан. Но сам посуди — кто же запретит мне курить в моей собственной квартире?

— В вашей... То есть?

— В моей квартире, я же говорю, дружище. Я тут как бы прописан.

— Это невозможно.

— Ошибаешься, братан. У меня и ксива имеется от райисполкома, в натуре.

Славик действительно извлек из кармана джемпера документ и продемонстрировал его Камарильину. Камарильин дрожащими руками взял бумагу. Дым от сигареты Славика резал ему глаза и мешал читать.

— Тут написано, что вы прописаны в квартире с 5 мая, а бабка умерла за несколько дней до этого!

— И че? Вы когда хату бабкину хату вскрыли? Пятого? Значит до пятого бабка официально живая, и прописывает к себе кого хочет, бля.

— А... Если...? — Камарильин с ужасом взглянул на племянника Славика.

Славик расхохотался:

— Ну ты уж совсем шизанулся, братка. Думаешь, это я бабку ради хаты пришил? Совсем ебнутый? Ты сам посуди, я про смерть бабки узнал только вчера. Сам я живу в Рязани, городок тут у вас закрытый, секретный. Когда я к вам сюда сегодня въезжал — вертухай на въезде у меня ксиву проверил и время моего прибытия чин по чину зафиксировал, и в свою ведомость записал. Так что последние десять лет до сегодняшнего дня меня тут вообще ни разу не было. Не веришь — спроси у рязанских пацанов, они подтвердят, что я последние десять лет там шарился.

— И как же вы тогда прописались в квартиру пятого числа, если были в Рязани, м?

— А это, братан, уже не твои проблемы. С людьми надо уметь общаться, договариваться нужно, слова говорить. Учу вас, учу, а все без толку.

Славик вдруг перевел взгляд на Цветметова, тот уже порозовел, дрожь в руках у него прошла, судя по всему, тминная вновь запустила ослабший кровоток Цветметова.