Грибная история

— А что, я бы так же подумал. Это обращение к дереву. Только зачем? Конкретной просьбы нет, есть только требование правды. Так, правды. Правда, справедливость. Похоже, Оля, это требование восстановить справедливость. И нам нужно теперь решить, или по православному будем изгонять Вереду, или по язычески. Сама понимаешь, они как-то вместе не очень уживаются. Или, или. Я больше склоняюсь к тому, что всё-таки святая вода более весомый аргумент. Во всех смыслах. Да ещё и подкреплённая молитвой.

— Анфиса тоже так думает.

— А ты?

— Я тоже, но у меня внутри есть маленькая надежда на лес. Крохотная такая. Мне жаль ту грибницу, которую исковеркала людская злоба.

— Да, она больше всех от этого пострадала. Хотя она, скорее всего, и не осознаёт это. Мне мамуля даже свечи с собой сунула, церковные. С нами хотела ехать, да мы её отговорили.

— Анна звонила вчера. Но тоже ничем не смогла нам помочь. Больно странное это дело. Грибное.

— Дело о грибнице-убийце. — Продолжил мою мысль Илья, подплывая к нам — Может это Ленин? Одно время вся жёлтая пресса писала, что Ленин не человек, а гриб. Может он, после Шушенского, сразу сюда махнул? Тогда святая вода будет именно в точку.

— Смейся, смейся! Ты даже не представляешь, как ты попал в самую точку, что грибница является убийцей.

— Почему не понимаю, мне Алексей всю дорогу страха нагонял, что она тут творила. Из моего рациона, смею тебя заверить, очень надолго исчезнут так любимые мною раньше грибы. И ещё неизвестно, чем дело кончится сегодня, может, буду не только их игнорировать, но и шарахаться от них.

— Илья, моя бабушка говорила, что надо бояться не тех червяков, которых мы едим, а тех, которые нас едят. — Сказал Сакатов.

— Спасибо, ты мне ещё раз подтвердил, что грибы лучше не есть. Или ты меня так странно хотел успокоить?

Мы пришли с речки, и Вера Петровна накормила нас своим фирменным блюдом — жаркое из картошки с курицей, приготовленное в русской печи. Илья всё смёл первым, и ещё столько же добавки попросил. Сакатов с энтузиазмом рассказывал про экспедицию Васко да Гамы, про новые факты, обнаруженные недавно французскими учёными. На Веру Петровну это не произвело никакого впечатления, зато Пётр Рафимович так этим проникся, что, не смотря на возражения Веры Петровны, выставил на стол графин с наливочкой. Мы все дружно выпили за этого великого португальца и за привезённые им из Индии пряности.

Скоро должно было начать уже смеркаться, поэтому мы заторопились в лес, и Пётр Рафимович тоже с нами засобирался, доставая из сарая большой допотопный фонарь. Вера Петровна нам с Анфисой дала белые платки, которые она достала из сундука. Мы вышли во двор. На улице были слышны голоса. Мы выглянули за ворота и удивлённо остановились. Возле ворот стояло человек десять деревенских жителей. В основном, женское население, хотя по улице к нам шли ещё двое, мужчина и женщина.

— А вы что тут собрались? — Удивлённо спросила Анфиса, завязывая на голове платок.

— Так нешто мы вам не поможем? — Баба Тоня рубанула воздух рукой — Да мы всем миром молиться будем! И не спорь, бесполезно!

Илья подмигнул мне и тихо сказал:

— Молодец, сестрёнка, целый крестный ход собрала! Запевай!

Вот таким большим составом мы и пошли в лес. Впереди шли Вера Петровна и Пётр Рафимович. Не знаю, мне показалось, или нет, но когда она увидела толпу односельчан возле своих ворот, у неё на глазах блеснули слёзы. Идти было почти семь километров. Под конец пути мы уже растянулись довольно далеко друг от друга, некоторые очень отстали от нас.

Мы ступили на поляну, когда уже была почти полночь. Ночь была ясная, светлая, всё было залито лунным светом, но всё равно таинственность леса приглушила наши голоса, и мы старались держаться ближе друг к другу. Свечи принёс с собой не только Сакатов. Мы зажгли их и окружили плотным кольцом место, которое нам показала Вера Петровна. Я замешкалась, не зная с чего начать, но тут Люба начала петь акафист Животворящей Троицы. К ней присоединились остальные, и в лесу зазвучал слаженный хор. Видимо, несмотря на то, что в деревне не было церкви, верующие собирались в домах и вместе молились. Чистые слова летели по лесу, и было что-то волшебное в том, что горели свечи, пахло воском и хвоей. И сосны, окружающие поляну, становились похожими на высокие колонны бесконечного храма. Лица людей, обращённые к небу, становились одновременно и знакомыми и таким неземными.

Помимо моей воли, внутри у меня поднималась какая-то радостная волна, хоть я и не знала слов, но я тоже подпевала им, сама не понимаю как. После первого акафиста Люба затянула акафист Всем святым, в земле Российской просиявшим, потом ещё, и ещё. Многие плакали, но это были какие-то светлые слёзы, слёзы с улыбкой на лице.