– Да, ветеран, он контуженный с войны еще, да и лет ему уж под девяносто. Когда он моложе был, рассказывал, что грибника одного и того же видит возле берез. Что тот, мол, тоже фронтовик, что ищет не грибы, а свои медали.
– Как медали?
– Медали. Что у него, мол, украли медали здесь. Солдатики. Ищет он их теперь.
– Так медали или солдат тех?
– Кто его знает? Ты давай, ешь, остыло уже. Еще раз наберу старшему.
– Бабушка, а ты не придумываешь?
– А ты испугался что ли? Не было его, грибника этого. Касим-абы контуженный был, чудилось ему. Никто, кроме него, никаких грибников-фронтовиков не видел. Забудь.– Бабушка начала тыкать на кнопки своего телефона. – Никогда не бойся того, что кажется. Люди пострашнее будут.
Дальше она уже ругалась на Артема в телефон, а я задумался. Я тоже, что ли контуженный, или соседский. Я видел грибника. В сером плаще, с палкой. Он на меня еще смотрел долго, а потом исчез. Нет, я больше ни ногой туда. Прости Альфа, надеюсь, ты меня поймешь.
Артем пришел через пять минут. Ему всегда нужно говорить несколько раз. Первые слова он считает предупредительными, значит, есть вторые и по голосу он уже выясняет, где потолок терпения родителей. Может, на нем на всю жизнь остался отпечаток именуемый: «Артем раз,…два,…три». Цифра три всегда на него действует магически. С первого раза он с тех пор и не понимает.
– Артем, а тебе не страшно гулять по заброшкам? – спросил я брата, когда мы легли по кроватям в своей комнате.
– Что страшного? Здания. Они сожрут тебя, – начал драматизировать Артем, протягивая ко мне пальцы.
– Нет, не здания, а деревья, например, – ненавязчиво продолжал я, нарочно долго думая, что же привести в пример.
– А что деревья? Деревья, как деревья. Они, как ты, деревяшки, – посмеялся Артем своим ломающимся голосом, то хриплым, то высоким, – глупые, тормознутые.
– Они живые.
– Живые?! Ты серьезно? Они тебя покусали? – издевался Артем. – Ты совсем поехал со своим планшетом. Перезагрузи виндовс.
– Ну, в смысле, дышат, растут.
– Спокойной ночи, прыщ. У-у-у – протянул Артем устрашающе напоследок.
Один дома
Полночи я не мог заснуть, все представлял ту яблоню и выглядывающего из-за нее странного грибника. Они оба зазывали меня. Я ворочался, ворочался. Кое-как уснул под утро. Проспал я до десяти. Проспал бы подольше, если бы не Артем. Он намазал меня кремом для бритья, который ему подарил дедушка два дня назад. Я вскочил, как ужаленный. Сердце готово было выпрыгнуть. Я даже вскрикнул, затем погнался за Артемом с подушкой. Артем в три шага преодолел лестницу и закрылся в туалете. Я подергал дверцу, ломать не стал, пошел в соседнюю часть санузла – ванную. В тонкую стенку перегородки я слышал, как Артем настукивает нецензурный ритм, адресованный мне. Я смывал крем с лица и улыбался. Только моего брата можно ненавидеть и обожать одновременно. Я хотел бы ему отомстить, но дедушка спал в своей спальне после суток. Ему сегодня вечером опять выходить на работу, подменить товарища. И если я буду мстить, то это непременно отразится еще и на деде, потом на бабушке, и уже не докажешь, что Артем первый начал. Я обязательно ему припомню в другой раз. Я вышел из ванной, Артем все еще был в туалете.
– Не бойся, выходи, не трону, – негромко обратился я к двери.
– Я почти обделался от страха, – послышалось в ответ. – Сейчас, сейчас, еще чуть-чуть. Все, – нарочно издевался он.
Я взял себя в руки, чтобы не ударить по двери, пошел на кухню. Бабуля хлопотала возле плиты.
– Доброе утро, мой сладкий, – просюсюкала бабушка. Я стерпел. Сел за стол, сложил руки на коленях.
Зазвонил бабушкин телефон. Она тщательно вытерла руки и приблизила телефон, чтобы разглядеть, кто же ей звонит.
– Нелька. Что это она в такую рань? – сама себе задала вопрос бабушка, а затем ответила. – Алло, Неля. Как это? – расстроено растянула бабушка и села рядом. – А. Он в последнее время не ходил ведь. Сколько месяцев лежал. Да, наверное, полгода. Отмучился, бедный. Жизнь у него тяжелая была. Войну видел. С Аллахом ходил, – охала бабушка с сожалением.
Я понял, что кто-то умер. Кто-то старый. А не Касим ли абы? Он ветеран. Старый. Он, скорее всего.
Жалко, хороший старичок был, добрый. Всегда раньше меня яблоками красными угощал или конфетками.
– Бабушка, Касим абы умер? – спросил я, когда она договорила.
– Да, олым, – кратко ответила она на татарский манер. Олым, значит, сынок.
– Хороший старик был, – сказал я в поддержку.
– Родину защищал. Нас с тобой поберег, – смахнула слезу бабушка.
– Не плачь, войны больше не будет.
– Чтобы не было больше войны, надо помнить ветеранов и чтить.
– Я помню и чтю, – сказал я. Понял, что неправильно сказал, но не переправил.
Пришел Артем, умытый, с причесанным набок чубом. Улыбка до ушей.
– Что случилось? Кто умер? – пошутил он, видя наши поникшие лица.
– Касим абы,– коротко сказала бабушка и принялась накладывать кашу Артему.