Грибоедов

Следующие две недели он то болел, то праздновал. Он выслушал хор бесчисленных поздравлений, однако не все выражали полную уверенность в будущем счастье первой красавицы Тифлиса. Те, кто помнил прежнее повесничанье Грибоедова, полагали, что из него просто не может получиться верного мужа. Конечно, прямо молодой чете этого никто не говорил, да Нина и не услышала бы. Она светилась от счастья; Грибоедов же, напротив, чувствовал себя и выглядел очень плохо; ни капли здоровой крови в нем, кажется, не осталось. Тем не менее в пятницу он дал обед с танцами, в воскресенье генерал Сипягин устроил в честь молодоженов бал с фейерверком. Одновременно Мальцев с Аделунгом все подготовили к отъезду, так что посольство могло отправиться в путь в любой момент. Грибоедов задерживался не только из-за болезни и семейных дел. Он велел Амбургеру распространить в Тавризе слух, что посол вовсе не прибудет, если Аббас-мирза не выплатит восьмой курур. По словам Макнила, дипломатический маневр удался; Аббас-мирза выжал из своей казны все, вплоть до алмазных пуговиц своих жен; остальное же обещал дать ценными вещами, вроде ковров и тому подобного. Теперь уже можно было ехать.

9 сентября Грибоедов решил выступать. Его толкал в Персию не только долг, но и любопытство — он узнал о вспыхнувшем на востоке Ирана мятеже знати против шаха, который мог сильно изменить ход дел. Нина очень волновалась, несмотря на присутствие любимого: она впервые покидала родной дом, родной город и ехала в страну, о которой в Тифлисе нельзя было услышать ничего хорошего. Ее мать решила проводить дочь до самой границы, а в Эривани с ними должен был встретиться ее отец. Грибоедов впервые путешествовал по горам Закавказья в женском обществе. Это оказалось сложно: если Нина ездила верхом, то ее мать и служанки не имели привычки к седлу. Пришлось взять четыре коляски, кроме того, из Тифлиса министра с женой провожала до первой станции целая кавалькада всадников, не говоря о слугах и вьючных лошадях. Поезд получился необыкновенно красивым и внушительным, но скорость его оставляла желать очень многого. Впрочем, никто не рвался душой в Персию, кроме Аделунга, мечтавшего поскорее увидеть край своих грез. Он изнывал от нетерпения в Тифлисе и теперь радостно несся вперед. У городского шлагбаума вслед отъезжающим играл полковой оркестр.

Путешествие протекало спокойно. Везде Грибоедова встречали сообразно его высокому статусу и популярности в Закавказье. Уже 10 сентября, по мере того как дорога шла в гору и холодало, он почувствовал себя лучше, а 11-го смог сесть на лошадь. Он с удовольствием показывал Нине места, столь хорошо ему знакомые, которые она и ее мать видели впервые; дам ждали и неизведанные переживания: обед на траве, ночлег в сакле и палатке. Грибоедов как мог облегчал им путь, но сделать можно было немногое. Впрочем, Нина не жаловалась, была по-прежнему весела и беззаботна.

Ее присутствие и радовало, и тревожило Грибоедова. Черные пророчества тифлисских знакомых подействовали на него, и он сам начал задумываться: «А независимость! которой я такой был страстный любитель, исчезла, может быть навсегда, и как ни мило и утешительно делить все с прекрасным, воздушным созданием, но это теперь так светло и отрадно, а впереди как темно! неопределенно!! Всегда ли так будет!!» В эчмиадзинском монастыре, на подступах к Эривани, он взялся было написать о своей женитьбе петербургским друзьям, Жандру и Миклашевич. Нина сидела рядом, смотрела ему в глаза, мешала писать, сердясь, что он уделяет свое время другой женщине, пусть далекой, старой и уродливой, а не ей! Внезапно она вскочила и закружилась по комнате: «Как это все случилось! Где я, что и с кем!! будем век жить, не умрем никогда». Александр улыбнулся — вот доказательство, что ей шестнадцать лет. Миклашевич подождет — он забыл о письме…

18 сентября добрались до Эривани. Навстречу послу выехали разные эриванские ханы, воинские отряды, приветствовавшие его дикой скачкой и показной стрельбой. Это представление напугало не только дам, но и Аделунга, оказавшегося нечаянно в гуще перестрелки. В городе посольство остановилось на несколько дней отдохнуть и пожить по-европейски. Приехал князь Чавчавадзе, радостно приветствуя зятя и дочь, которых не видел очень давно. Ему предшествовал его родственник, который гордо встретил Грибоедовых на самой вершине Базобрала со знаменами павшего Баязета. Ко всему прочему, Чавчавадзе, зная интерес зятя к персидским древностям, сообщил ему, что завоевал множество манускриптов, и Грибоедов взялся переслать их через Паскевича Сенковскому в Петербург. В Эривани Нина рассталась с родителями.