Гридень 3. Экспансия

Самый старший, Иван, мертв, это почти точно. Средний был в гуще сражения, но я не видел его смерти, как и гибели самого боярина Степана Ивановича Кучки. Вот только есть четкий приказ от меня, отданный лично Угрюму, ну и Боброку только что. Они не должны были допустить, чтобы Кучка остался жив, как и его второй сын.

Боброку еще было задание… Убить, если появится на то возможность, ростовского князя Юрия Владимировича.

И тому была причина, причем связанная с текущим положением дел на Руси. Если Юрий будет жить, то он имеет больше прав на Киев, чем Изяслав, являвшийся всего внуком Владимира Мономаха, а не сыном, как Юрий. Большая усобица при таком положении дел была бы неминуемо. Нельзя допустить, чтобы русские земли вновь погрязли в Смуте, вместо того, чтобы направить свою энергию во вне, расширяя границы и приобретая новые ресурсы.

Время до прихода монголов остается не так, чтобы и много, если прямо сейчас ничего не сделать, а допустить усобицу Долгорукого с племянником Изяславом, осаду Луцка, разорение Мурома и Рязани, продолжение чехардыс княжением в Киеве, еще большее удаление Новгорода от княжеского правления и полный переход к республиканскому… А после, если все пойдет по схожему с иной историей сценарию, состоится грандиозная усобица с битвой при Липе. Там погибнут тысячи ратников, так и не решив междоусобных проблем.

Нет, именно сейчас решается судьба Руси. Нельзя было бы многое исправить, случись так, что я оказался бы во временах перед самым Батыевом нашествием. Нет, я постарался бы, сделал все, что возможно, но не верю, что получилось. А сейчас, за девяносто лет до Батыя можно перестроить Русь.

И Кучково, как и Улита, ее брат — это очередной шажок на пути уже не становления Братства, а начала экспансии на юг, восток, есть вероятность, что и на Запад. Овладеть этими землями, московскими, — это уже создать сильную экономическую опору для Братства, которое могло бы существовать в таком случае и без эффективной поддержки извне. Следовательно, обладать большей независимостью в принятии решений.

— И за кого меня замуж думаешь отдать? Я постельной девкой не стану, так и знай, ратник… — начала возмущаться Улита.

— Тысяцкий — такой у меня чин, боярская дочь. А замуж… — и так распирало сказать, чтобы шла за меня, но… — За князя-воеводу Ивана Ростиславовича сватать стану, как того и хотел твой отец.

— Да? — удивленно спросила Улита.

— Ты ждала, что я позову замуж? — усмехнулся я, взяв себя в руки и отворачивая глаза, чтобы не смотреть на девицу и не поддаваться ее чарам.

— А ты бы позвал? А князь твой, он старый поди? А терем у тебя какой, а у князя?.. Земля добро родит? Много ль рядовичей и холопов? — сыпала вопросами девица, которой, казалось, уже не так и важно, что ее родных убили, но первостепенно важно, как выглядит воевода и богато ли он живет.

Я отвечал односложно и скупо, прислушиваясь к творящемуся за стенами терема. Дом боярина Кучки, или уже не его, казался островком безопасности в бушующем океане.

Нужно дождаться докладов о том, что происходит снаружи, и действовать дальше. Я послал своих людей на крышу терема для сбора информации. Там же должен затаиться и Боброк, который будет искать в несуществующий прицел мощного арбалета Юрия Владимировича, как и Кучку с его сыном.

Но и без точных сведений можно с уверенностью говорить, что процесс сопротивления кучковцев закончился, а начался процесс их избиения. Крики людей, чаще всего с мольбами о милости, топот и ржание коней, снующих хаотично, у терема и пот всему детинцу, приказы княжеских командиров по принципу «руби их всех, в плен не брать» — все это свидетельствовало о том, что был Кучка, на весь вышел.

Бедная старушка с косой, несчастная Смерть… Сразу, на небольшом клочке земли, не менее полтысячи человеческих жизней ей придется употребить. После такой обильной пищи у Смерти может начатьсянесварение.

— А ты… ты хотел бы взять меня женой? — спросила Улита, неожиданно для меня, схватив мою руку.

— Да, — неизменно лаконично отвечал я девушке.

— А-а! Ну, понятно, — многозначительно отвечала Улита, отбрасывая мою ладонь, которой только что дарила тепло своей руки.

И что ей понятно? И зачем эти вопросы? А еще в то время, как во дворе режут людей, и девка это не может не слышать, она спрашивает о моем желании женитьбы? Это либо сумасшествие, либо Улита за таким трепом скрывает свои страхи. Хотя… все равно. Не орет, не исполняет тут капризную царицу, ну и ладно.

— Тысяцкий! Все получилось! — в горницу, практически вынося напрочь двери, ворвался Геркул. — Вот ты, вот я, вот…

Витязь-брат осекся, посмотрев на Улиту. На эмоциях Геркул мог и всю подноготную моего витиеватого плана рассказать, причем рядом с теми ушками, которые о плане не должны были вовсе слышать.

— И я рад тебя видеть, — сказал я, обнял Геркула и шепнул ему. — При ней не говори ничего.

— А мой отец? — вскричала Улита. — Как он?

— Погиб, — сказал Геркул, при этом скорчил такую гримасу скорби и печали, что только в драмкружке школьном играть на вторых ролях.