Гридень 4. Взлет

— А ты воевода, не жги меня глазами, то, что ты умен не по годам, то уже всем ведомо, так что не смущай меня смотринами, или угрозами, а так же добрыми словами. Ты опутываешь речами, словно паук. У меня уже сотня воинов готова идти вендов вызволять от лап крестоносцев. Они не знают, где те венды живут, а уже спасать их рвутся. Это все твои слова их разум помутили. Говори со мной просто, прошу тебя! — Лют поднялся с лавки и стал ходить со стороны в сторону, наворачивая круги вокруг меня.

— Да сядь ты! А то уже голова кружиться, — попросил я.

— А что еще делать мне оставалось? Венецианцы были, а с ними русские купчины, между прочим, они из Чернигова, на Десну сворачивать хотели, враги, стало быть. И не мы, их встретили кипчаки, — оправдывался бродник.

Лют рассказывал интересную историю, о том, что он был, якобы, вынужден, вот не хотел, но пришлось, убить всех венецианцев, русичей, чтобы свидетелей не было. А все почему? И тут последовало шикарное оправдание:

— Так их уже грабили и даже начали вязать в рабы. Были грабителями степняки, — продолжал свой рассказ Лют.

Так оно и есть, тут, по сути, кроме бродников да половцев и промышлять некому. И тогда, завидев несправедливость, славные бродники напали на отряд кипчаков, отбили у них полоняных, посмотрели на то, сколько вокруг добра…

— Пойми, воевода, если бы я тогда приказалосвободить пленных и отдать все ихнее назад, меня вышвырнули бы свои же, и слушать не стал бы никто. Такую добычу не отдают. А сами мы, между прочим, вышли на юг, чтобы сопровождать этот караван из кораблей, — оправдывался Лют. — Не случись того грабежа кипчаков, а еще были бы купцы из Киева, так не стали бы, а так…

Я молчал. Понятны мотивы бродников, они, в рамках мировоззрения этих людей, железные. Атаман, а Лют именно таков и есть, пусть и слова подобного не используют, должен обеспечивать свою ватагу, ну или отряд честных бродников. Те, кто еще вчера был готов за предводителя хоть в огонь, заклевали бы, элементарно утопили рядом с умерщвленными пленниками своего предводителя, да дело с концом. А после пришли бы сюда, чтобы откормленных раков в заводях наловить.

— Как ты догадался, воевода? Я честен с тобой и признаюсь, что скрыть это хотел, — сказал Лют, подумал, как именно прозвучали его слова про «честного лгуна» и сам же рассмеялся.

Меня распирало посмеяться вместе с ним, но серьезный разговор еще не закончился.

— Причалы, что вы построили, из корабельной доски, кое-где видна краска с надписями на латыни, у твоих людей сплошь одежда богатая. А многих я помню по битве у Холма, там бродники чуть ли не голозадыми были, — видя, что Лют хочет что-то возразить, или опровергнуть мои домыслы, я добавил. — Мне сообщили, что два венецианских корабля спрятаны за другой стороной острова. Ладьи у вас могут быть и свои, но вот венецианский корабль, нет!

Лют понурил голову, а потом кивнул, соглашаясь.

— Ты ставил условием, что в Братство не возьмешь, коли грабить будем. Так что, мы враги нынче? Ты скажи, я же воевать с тобой не собираюсь и пир закачу и гостей пристрою. Но мне нужно знать, — Лют начал напирать и в его голосе появилась нервозность.

Я его понимаю. Он выстраивал свою предвыборную компанию на вступлении бродников в Братство, его поддержали. Не случись такого, если я откажу и не возьму под свое крыло этих людей, то с Лютом поступят жестко. Оно-то можно бежать, но, видимо, бродник устал бегать. Или почувствовал власть, и не хочет ее терять.

— Если у венецианцев вы взяли серу, то я, после того, как определим мою долю, забуду обо всем, но впредь не позволю без моего ведома грабить на воде, — сказал я.

— Знать бы, как она выглядит эта сера. Но ты это… Серой же Лукавый воняет, — сказал Лют, показывая, что и ему религиозные суеверия не чужды.

— Так подобное уничтожается подобным. Будет сера, так мы тем же оружием по злу бить станем, хоть бы и по самому Сатане, — отвечал я, осеняя себя крестом.

В дверь ворвался человек. Вот так, не постучав, ни поклонившись, а с порога стал говорить:

— Витязь-брат, тама это… бабы, так братья… это… а тут греки вступились.

— Научи своего человека, как правильно докладывать! — сказал я и панибратски ударил по плечу Люта. — Пошли успокаивать твоих людей-охальников. Неравен час будущую императрицу обидели, так и я не спасу.

Видишь разгорающийся конфликт? Посмотри, где рядышком расположилась женщина, из-за которойначалась ссора, или которая спровоцировала агрессию, а после отошла в сторонку и, в лучшем случае, подумает: «Ой! Я, кажется переборщила».