Гридень и Ратная школа!

И дело даже не в том, что стрелять я не умею — ещё как умею. Не зря же я водил дружбу с дочкой охотника. Это дед меня к своей винтовки близко не подпускал, Рада же с удовольствием давала попользоваться отцовским ружьём. Да вот незадача, тогда я стрелял с упора, клал ствол ружья на ветку какую или бревно да так и палил. Сейчас же я такого упора не наблюдая. А раз нет его в обозримом пространстве, так почему бы чуть не сжульничать и самому его не сварганить? Договор, договором, а прямого запрета на Сварогову науку не было.

Эх, будь у меня культя пониже локтя, тогда бы и изобретать ничего не пришлось. Подставил бы предплечье под ствол да пальнул, а так изгаляться придётся…

— А застыл-то чего, неужто понял, что лишку хватил? — подначивает меня Рогнеда, видать, думает, что струхнул. — Да ты не боись, стреляй, а как в молоко угодишь, так я тебе заместо Спиночёса тряпку выдам. Ей тоже можно знатно орудовать и даже вторая рука не понадобится.

Вот вздорная баба. Думал отказаться от её заманчивого предложения, но теперь точно ущипну. Да так, что она зад свой пару дней пристроить не сможет.

Следующую подначку пропускаю мимо ушей. Пусть треплется, пока может, недолго ей осталось языком попусту чесать.

Присев, откладываю ружьё в сторону и подношу кулак ко рту — осталось только дыхнуть да произнести заветные слова.

— Чего это ты удумал?! — удивлённо вопрошает Рогнеда и даже делает шаг в мою сторону…

— Горн к горну, — ох, чую не такого ответа она ждала. — Госпожа десятник, так не было в нашем споре запрета на Сварогову науку.

Заслышав мою отповедь, славийка нехотя отступает, ибо не в чем меня упрекнуть. Ни словом, ни делом я договор не нарушил, а что условности не оговорили так это её упущение — вот пусть теперь на себя и пеняет.

— Жар в дело, — второе ключ-слово срывается с уст вслед за первым и не успевает оно отзвучать, как твердь откликается.

Полдела сделано, осталось лишь представить конечный результат и как следует приложиться кулаком к земле.

— Молотом оземь, — сказано-сделано.

По глазам бьёт надоедливая вспышка, но к ней я уже попривык. На мгновение зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, то натыкаюсь взглядом на металлическую конструкцию — этакую стальную рогатку, торчащую из земли. Вот между этих самых рогов я и буду укладывать ствол.

Эх, будь моя воля я бы ещё и оптику к Спиночёсу присобачил, да вот незадача не знаю я как она устроена. Но может оно и к лучшему, так, глядишь, меньше внимания к себе привлеку. Подпорка-то она и в Африке подпорка, а прицел — это уже дело серьёзное.

Ладно, хватит рассусоливать пора бы и обещание исполнять. Так, где там моё ружьё? А вон же оно под ногами валяется, часа своего дожидается.

Подхватываю ружьё с земли и укладываю то на упор и всё это под заинтересованными взглядами новиков. Рогнеда тоже на меня посматривает, но уже с пониманием и я бы даже сказал уважением. Это ты ещё, подруга, не видела, как я стреляю, не зря же мы с Кузнечиком столько пороху перевели. Занятий-то в деревне ни то, чтобы много вот и пристрастился я с самого детства к стрельбе. Кто же знал, что пригодится мне наука сия, да ещё и так скоро.

Поплотнее прижимаю приклад к плечу, задерживаю дыхание и навожусь на цель. Железный болванчик на том конце стрельбища призывно бликует на солнце, всем своим видом напрашиваясь на пулю. Ну ничего, ждать ему осталось недолго.

Выдыхаю воздух из лёгких и вместе с тем плавно тяну за спусковой крючок. Почуяв волю, ружьё больно лягается, что твой конь и в ту же секунду я глохну.

Охушки-воробушки! Так вот отчего славийскикие вои такие громкоголрсые, выходит, не молодцеватая удаль в них играет — просто глухие они всё поголовно. А как тут не стать глухим, если секунд пять уж минуло, а у меня до сих пор в ушах звон колокольный стоит. Радует хоть, что в мишень угодил, вон она лежит, на солнышке греется.

— …что ж слово своё ты сдержал, — нехотя признаёт Рогнеда.

Перед этим было что-то ещё из бранного, но я не разобрал — шум в ушах помешал. Если бы не он окаянный, может бы и ругательств новых себе в копилку докинул.

— Дозволю я тебе стрелять, — произносит десятник.

Ну это и ежу понятно, ведь делом я доказал, что рано меня со счетов списывать. А вот что насчёт второй части уговора, неужто забыла?

Нет, по глазам вижу, не забыла десятник своего обещания. Теперь вот стоит мнётся передо мной, да форму руками теребит. Ох и нелегко ей сейчас приходится. Договор — дело святое и нарушать его никак нельзя, а то ведь и боги могут прогневаться. Не будь Рогнеда славийкой, вмиг бы от слов своих отказалась, а так придётся уговор исполнять.

— В оружейке, после занятий, — с трудом выдавливает из себя славийка и тут же коршуном налетает на остальных новиков. — А вы чего лыбитесь стоите?! А ну-ка, ружья на изготовку, щас я погляжу какие из вас стрелки! А того из вас, кто хуже всех отстреляется, ждёт участь незавидная, будет он у меня гильзы стреляные собирать!

А после пошла потеха, уж не знаю, сколько патронов мы перевели, но у меня на плече живого места не осталось, да и ушам неслабо досталось.