Гридень. Начало (СИ)

Тренировки. Срочно нужно заняться собой. Есть сила, такая, богатырская, природная, что подковы на раз могу гнуть. Реципиент ранее, бывало, так развлекался. Справедливости ради тут, в этом мире и подковы иные, даже формой, они треугольником, да и металл, из которого они сделали слишком хлипкий.

Вместе с тем, есть у меня понимание, что делать и даже некоторый автоматизм принятия решений, но нет подготовки, растяжки, готовых к напряжению мышц. Вот и получился конфуз. Вроде как и победил, знатно воткнул Вышату, вот только, мой соперник уже встает, а я лишь начинаю чувствовать, что немного отхожу, но подниматься пока не буду, подожду, когда большей частью боль не отступит. Все-таки это, скорее всего, связки. Нужно быть аккуратнее.

— В круг, я буду просить князя о круге, — хрипя говорил Вышата.

— Акстить, полусотник. Ну как же в круг, коли отрок не обучен, токмо что силой его Батька и наделил, — сказал Воисил.

Еще одна зарубка про то, кто этот Батька. Прозвучало так, что вряд ли имелось в виду то, то это мой папаша.

— Сочтемся! А конь… Все равно будет моим. Вон тот чернявый, он мой. Об том уже все в дружине ведают, — буркнул Вышата и пошел прочь.

Побитой собакой он не выглядел, напротив, словно выполнил какой-то долг. Что-то неладное тут, ну да пока слишком мало информации, чтобы думать и делать выводы. Потому и нечего засорять свои мозги.

— Не к добру, — пробурчал Воисил. — Вышата был Богояру первейшим другом, все делили. Но один предал, а иной тут.

— Мне кто расскажет все, что творится вокруг? — отозвался я, наконец, подымаясь.

— А то не сразумел, отрок? — спросил Воисил.

— Все дело в том, что мой родитель предал? Так отчего же я тут, зачем в дружину позвали? Может поквитаться за Богояра решили, на мне отыграться? — спрашивал я.

— Чудны слова твои, отрок, токмо кожный в дружине поставить себя повинен, в бою проявить себя, норов выказать. Такоже и ты. Задевать станет кожный, коли ты слаб и в бою струсил, а будет так, что силен и в руках и в душе, так и уважение добудешь, — нравоучал Воисил.

Мирон молчал, он задумчиво смотрел вслед удаляющегося Вышаты. Смотрел с долей разочарования, но и была в его взгляде решимость.

— Встану в круг с ним, — наконец, сказал Мирон.

— Не дури, десятник. На мечах Вышата лютый, а у тебя опосля слома рука еще не зажила, — пытался вразумить Мирона Воислав.

Я не особо вслушивался в диалог Мирона и Воислава. Он затягивался и превратился в череду фраз, смысл которых был одинаков: один говорит: «Нет, я буду с ним драться», второй отвечает: «Не надо, это не разумно». Видимо, что-то накипело в дружине князя и тут некоторые соратники превращаются во врагов.

А может быть иначе в мужском коллективе, когда мужи остаются без дома, жен и детей, становятся скитальцами без хоть какой определенности? Наверное, нет, не может. Тут могут кипеть такие эмоции, что и психологи из будущего не стали бы разбираться и за большие деньги. А где их семьи? Может вовсе все сгинули? Тогда и мне, человеку, который скорее черствый к людям, чем человеколюб, становится не по себе.

— Влад! — окликнул меня Мирон.

Я подошел, десятник указал мне присесть на траву.

— Ты должон ведать. Вышата с родителем твоим были други закадычные, завсегда разом: и бражничать и в сече и с девками… А вот взял и предал Богояр князя, после того бесы лезут у Вышаты наружу. Кидается на всех. Был ранее добрым, дружбу водил со всеми, а нынче… Коли не слово бы князя, то мог тебя и сгубить, — объяснил мне Мирон.

— А ты отчего со мной носишься? Я же сын предателя? — прямо спросил я.

Мужчина задумался и погрустнел.

— Мамку твою любил, без ответа любил, покуда не преставилась она. Просила Агата присмотреть за тобой, будто чуяла, что помрет. А я и не досмотрел, — сказал Мирон и резко, одним рывком, поднялся с травы. — Пойду я. Князь тебя призовёт, говори, как есть, но укажи, что не за одно ты с родителем своим, иначе может и не взять. Или чего хуже велеть сделать…

— Это Богояр? Это мой отец убил мою мать? — задал я вопрос уже в спину уходящего Мирона.

Десятник резко развернулся, его скулы на лице сжались, взгляд стал колючим, что и меня немножечко, но пробрало, а после непродолжительной паузы он сказал:

— Сюды нос не суй свой. То мое дело. Я кровником его назвал, мне его убить. А коли мешаться станешь, то месть моя сильнее слова, что дал Агате. Так и знай, не пощажу!

Я промолчал. А ведь грозный мужик он, на самом деле. Говорил так, как в гроб гвоздь-сотку вбивают. Жестко и бескомпромиссно. Умеет в то же время быть откровенным. Нормальный мужик, может только излишне откровенен.

— Спиридон, тебя князь кличет, — сообщил подошедший ратник, ну или какой начинающий воин, лет так пятнадцати.

Тут таких новиками называют.

— Пойду я! — несколько обреченно сказал Спирка, но вопреки заявлению, полез в свои котомки.

Дьячок смешливо вытянул язык и стал копаться в своих вещах.

— А, вот он, — сказал он, скорее всего самому себе и, взяв мешочек, в котором что-то звякнуло, отправился к Ивану Ростиславовичу.