— Ты звал меня князь и я пришел к тебе, — сказал я и поклонился.
Из-за усталости, боли в спине поклон мог выглядеть неуклюжим.
— Кто право дал тебе звать за собой моих ратных людей? Пошто порушил правду дружинную, когда новик завсегда в первом бою за спиной старшего? — посыпались неприятные вопросы.
Более всего я не любил в прошлой жизни, и это передалось и в эту реальность, когда люди, обладающие существенно более высоким статусом начинают отчитывать. Кому иному можно ответить, да и, в крайнем случае, просто послать лесом, но как послать князя, даже если хочется? Однако, и молчать потупив голову, когда меня, по существу, героя прошедшей битвы, макают в грязь, нельзя.
— Не привык, князь, да и не желаю привыкать, своих со-ратников оставлять в беде, али опасности. Я мог сделать, я сделал. Мы не дали ворогу прорваться в центре и тем старшие добили всех половцев, мы ударили по ворогу в бок, когда могли это сделать. Все, кто ответил на мой призыв, живы и нынче горды собой, а я желаю верить в то, что нам вышло спасти жизни кому из твоих людей, — отвечал я, смотря князю прямо в глаза.
Не буду я выглядеть, как подобает «лихим и придурковатым», чтобы таковым и не прослыть среди дружинников. И все, что я сказал — правильно, не может этого не понимать князь, если я, человек из будущего, лишь начинающий познавать мир, считаю себя в правде, так оно и есть.
— Что скажешь, Мирон? Ты повинен был следить за половиной из тех новиков. Отчего они сами принимали решения? — как опытный администратор, князь начал перекладывать ответственность на тех своих людей, которые не способны выкидывать фортеля.
А я, как мог подумать Иван Ростиславович, способен к выходкам, которые могут даже повлиять на статус князя. Мы, пубертатные подростки, ведомые своими гормональными взрывами, способны на многие глупости.
— Я рубился и новики были за моей спиной. К ним был приставлен Воисил. Да, князь, они увидели, что половцы могут вырваться и ударили туда. Токмо, коли ворог вырвался бы, так и так биться пришлось бы новикам, но уже с большим числом половцев. Правильно сделал Влад, и новики за ним сами пошли, — встал на мою защиту Мирон.
Я прямо-таки другими глазами посмотрел на своего десятника. В глубине сознания даже промелькнуло некое признание его, как близкого мне человека. Но это так, мальчишеское, влияние части моего сознания. Когда в отношении недолюбленного ребенка хоть кто-то проявляет заботу, внимание, тогда мальчик, а я, несмотря на то, что детина вымахал, еще даже шестнадцати лет не имею, начинает в этом защитнике видеть родственника. Нет, внутри большого тела не мальчик, но муж, пусть мое сознание и несколько изменено. Так что и Мирон для меня не родственник, но человек, временно заслуживающий признания, пока не докажет ошибочности такого моего решения.
— И что, все боевые им отдать? Все, что в бою сдобыли? — усмехнулся князь и понял, что вот тут он перегнул.
Было видно, как Иван Ростиславович окинул взглядом всех присутствующих и не нашел ни в ком поддержки. Возможно, князю нужно было проводить такой вот Круг воинов чуть позже, когда все хотя бы немного отойдут от битвы. А не так, когда еще руки трястись могли. Кстати, у меня никакого тремора не было, словно у опытного воина. Хотя, так то он о и было, моя психология все же основывалась на человеке из будущего.
Каждый признанный ратник имел заводную лошадь, часто и не одну. Передвигался воин на одной животине, а вот в бой, как правило, шел на другом коне. При этом, многие свои вещи везлись с собой и нужно было навьючить лошадь хабаром, чтобы не тащить его на своем горбу. Так что и нам, новикам, нужны были вторые кони, особенно, когда теперь у каждого есть, чем навьючить животное.
Наступила некоторая пауза, когда, видимо, князь думал, как со мной поступать. Нет, это ясно, что отдавать новикам взятое в бою придется. Может только часть нужно отстегнуть князю, а еще как-то умаслить своего десятника, если не полусотника. Но это не столь серьезные траты, так, максимум гривна будет ценой. Впрочем, ее еще нужно иметь.
Пока наступила пауза и князь думу думал, я окинул поле, чтобы посмотреть, а кто вообще собирает трофеи, когда десятники и полусотники находятся на сходке у князя. И увидел, как тут производится «контроль». На месте, где только что кипела ожесточенная схватка, ходили воины, среди которых были и знакомые мне новики, они незатейливо били раненых, причем и своих и чужих, копьями насмерть, чтобы не мучались. Появиласьнекоторая оскомина, есть у меня все-таки совесть, что кого-то я мог бы спасти, может даже зашить, но, нет, пока нельзя еще и этими знаниями светиться. Пока нельзя.
— И что, други мои, отдать всю добычу? — уже без особого скепсиса спросил князь.
— Отдай, князь, то по правде. Добро молодые ратились, — отвечали воины.
Князь слушал мнения, делал это терпеливо. Уже на шестом-седьмом ответе в пользу того, чтобы отдать новикам добытое ими же в бою, можно было заканчивать этот обмен одним единственным мнением, но каждый сказал свое слово.