Григорий без отчества Бабочкин

Хорошо, Исаак вмешался. Сказал:

– Леокадия Альбертовна, у вас открытый урок в шестом «В». Вы что, забыли?

А я как засмеюсь:

– Ха-ха-ха.

Про себя, конечно. Но вообще любопытное дельце, да? Получается, я поторопился с выводами насчёт трудовицы, раз трудовик даже про Леокадины уроки помнит!

Нет, у Альбертовны, конечно, социализм в крови, а либерализм вообще в лимфе[17], но чтобы она и Иса-а-ак? Неужели она к радикалам переметнулась?

В общем, я стоял там и готов был кричать: «У меня тоже урок! Пустите меня учиться!» И ещё так: «Да если надо, я и ваш урок проведу. Что угодно сделаю. Лишь бы только не идти… с этим».

Но Леокадия сделала вид, что оглохла. Подытожила:

– Ну, значит, не судьба. Придётся тебе, Гера, самому справляться. Потом позвонишь мне и расскажешь, как всё прошло.

Что прошло? Фестиваль пыточников?

Во мне сразу голос жертвы заговорил. Серьёзно, так и сказал:

– Сдавайся, чувак. Всё равно деваться больше некуда.

Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, он говорил со шведским акцентом. И даже точно с ним! Здравствуйте – я ваш стокгольмский синдром, ха-ха. ||

▶ Ну, потому что перед Леокадиными улыбочками я не то что слаб, а вообще, можно сказать, бессилен!

У неё реально улыбка красивая! С ямочками. ||

▶ В общем, дальше всё было только хуже. Мы вышли из школы, и я сразу спросил:

– Куда?

И сделал такие глаза – ну, безумные, чтобы он сразу понял: идеальным вариантом для него будет просто помалкивать.

Но этот тугодум, как и ожидалось, понял не сразу. Махнул рукой и такой:

– Туда! Но ты со мной не ходи. Я сам.

А я ему:

– Много ты хочешь – сам!

Странно, но мне показалось, будто он даже обрадовался моей категоричности. Ох и тряпка. Вообще, по-хорошему, надо было сразу предложить ему записаться в отряд пресмыкающихся, чтобы снять с себя всю ответственность. Ну а что? Человек – он всякому гаду не хозяин. Пусть тот ползёт куда хочет. И плевать, что Экзюпери считал иначе. Может, мы и в ответе за тех, кого приручили, но я-то его не приручал! ||

▶ Ну да, конечно! Нельзя просто взять и наплевать на Экзюпери. Это только кажется. С психологическими установками вообще сложно бороться. А уж если они Леокадины…

В общем, я сказал в итоге:

– Пошли давай! – И почесал вперёд, не оглядываясь. Но всё равно чувствовал, как он семенит следом.

Честно, меня прямо колотило от этой ходячей нелепости. Я всё ждал, когда он выдаст какую-нибудь чушь, чтобы отвесить ему по полной программе. Не в том смысле, что навалять, а так – вербально уничтожить. Но этот гадёныш молчал, как будто специально. Чувствовал, видно, как меня накрывает.

Ну а потом случилось что-то невероятное. Я споткнулся! На ровном месте, считай. Взял и ка-а-ак полетел носом в землю! Но удивительное – не это. А то, что в полёте я на секунду перестал думать обо всём происходящем: о чучеле, о родителях, да вообще обо всём.

Получается, я вроде как мысленно сгруппировался, чтобы удержать равновесие, и из-за этого перестал соображать. Как будто у меня мозг завис, а потом – хоп – и перезагрузился. И все вредоносные программы на нём самоуничтожились. Даже злость пропала.

Я головой покрутил, подумал: «Куда она делась?» Понятно, в теории я должен был в полёте на куски развалиться – от ярости. А тут вообще ничего. Упал – встал. Всё!

А этот, главное, как раскудахтался:

– Ты ударился? Где болит? Может, давай сядем?

А я подумал: «Давай-давай! Ещё нюхательную соль мне предложи!» Серьёзно, будто я какая-то тётка в кринолине.

Но, если честно, меня это немного позабавило. Да что там, даже растрогало в некотором роде. Такая забота! Потом я, конечно, опомнился. Приказал себе: «Соберись, Гера! Ты теряешь квалификацию». А ему сказал:

– Без тебя как-нибудь обойдусь. – И похромал дальше.

Он, естественно, поплёлся следом. И вроде как тоже прихрамывая.

Серьёзно, такое вообще возможно?

Но это я уже сейчас засомневался – было или нет – ну, та хромота. А в тот момент вообще не заморачивался. Наоборот, чувствовал какое-то дикое умиротворение. Будто меня взяли за шиворот и вытряхнули из этого мира в космос. Вот я, а там вот шарик – привычно крутится, но уже сам по себе, а у меня теперь под ногами – своя планета. Я просто иду рядом с этим, и мне на всё плевать. Вообще ничего не колышет – такое спокойствие.

Он меня потом раз двадцать спросил, всё ли нормально. Я в итоге не выдержал и сказал, просто чтобы его заткнуть:

– А что ты там про звёзды болтал? Чушь какую-то.

Он так покраснел – ну просто до синевы практически – и давай мямлить:

– Да так, ничего особенного.

Тут я уже на него натурально наехал. Говорю:

– Ты вообще разговаривать умеешь? Или только мычать?

Странно, но это как будто подействовало. Потому что он тут же чётко сказал:

– Умею. Я просто крови боюсь.

И ещё такое лицо сделал! Как будто они с Исааком родственники. Ну, по маньяческой линии. Заявил:

– Просто я когда кровь вижу, у меня сразу в ушах звенит, а перед глазами – темнота и только звёздочки: вжих-вжих.

Вот это «вжих-вжих», клянусь, он ещё в руках покрутил, как фонарики.

Я, естественно, ему сразу справку выписал: «Звёздочки, значит? Обалдеть! Звездочёт хренов».