Григорий без отчества Бабочкин

Одно у меня спасение – папин старый плед, который с походных времён остался. Сколько себя помню, мать его на дух не выносила, говорила – знать не хочу, кто и по какому случаю на этом пледе валялся.

Но папа на её ворчание вообще внимания не обращал. Он его любил просто не передать как. Объяснял, что у этого пледа энергетика хорошая. Вроде как он заряжен какими-то сверхположительными частицами.

Ну так в каких они местах побывали! В Гималайские горы ездили. И в Штаты летали, когда папа ещё студентом был. Даже Монголию – и ту освоили, в какой-то длительной командировке.

Ну а потом уже я родился. И папа меня, новорождённого, в свой плед, считай, с пелёнок заворачивал. Говорил, что мать от этого просто бесилась. Но он всё равно поступал по-своему. Потому что отец – он сыну не враг. Думаю, папа это не просто так делал. Наверное, хотел защитить меня от чего-то.

Он меня всегда защищал, даже когда я себя вёл «не лучшим образом». Всегда был на моей стороне. ||

▶ Тем более непонятно, зачем тогда бросил. Сам ушёл, а меня оставил. И плед тоже почему-то не взял.

Мать его первым делом на мусорку вынесла. Реально, в тот же день собрала все его вещи, которые в чемодан не влезли, и прямиком на помойку.

Хорошо, я заметил. Побежал и принёс обратно. Не вещи, нет, – плед.

По поводу вещей я так рассудил – может, кому-то нужнее, а вот плед… я просто не мог с ним так поступить. Он же для меня как живой! Тем более папин.

Я ему там такой ребрендинг устроил! Дождался, пока мать уйдёт на работу, и прокрутил в стиралке. Раза три точно. Потому что пять минут на помойке – это потом всё что хочешь может быть, вплоть до вшей или даже проказы. Даже представить страшно…

Но, если честно, я пока стирал – так натерпелся. Всё думал, как там эти частицы? Ну, которые заряженные. Не пострадают ли? Но потом сам себе внушил, что ничего с ними в этом порошке не сделается. Если уж они с мирскими напастями сражались, то какие-то фосфаты им тем более не страшны.

А когда плед высох, я сразу в него залез и сидел так, пока не сжарился. И даже после этого не вылез, хоть и вспотел конкретно. Но мне было так хорошо! Хорошо и спокойно, как будто всё вернулось на свои места. И папа тоже вернулся.

В общем-то я практически сразу понял, что волновался зря. Потому что те частицы – ну, папины – они вообще не пострадали! ||

▶ Плед я потом спрятал. От матери, от кого же ещё! Но не так, как носки, – под кровать. Там бы его судьба сразу была предрешена! Нет, я оказался изобретательным – взял и запихнул его в свою старую куртку. Просто свернул рулоном и затолкал в рукав. И ещё связал этот рукав с другим, чтобы уж наверняка.

Понятно, что это неудобно – доставать куртку, развязывать рукава, потом опять завязывать… Но когда тебе реально плохо – тут уж не до комфорта. На всё пойдёшь, лишь бы только поскорее отпустило. ||

▶ Я не знаю, зачем обо всём этом вспоминаю. Только сам себя мучаю. Пойду опять рукава развязывать. ||

▶ Мать позвонила с дежурства, предупредила, чтобы я её не ждал. У неё какая-то незапланированная операция.

А когда они у неё, интересно, запланированные? Имела бы совесть – ребёнка одного почти на двое суток оставлять.

Но ребёнок, то есть я, особо и не опечалился. Так, взгрустнул слегка над мороженкой, а потом завалился на диван смотреть телик.

Детектив. Вообще, я такое не приветствую, только ужастики люблю. Но их не было, а были только мультики и вот этот вот… Про какое-то аббатство.

Но что поделать? Смирение – это наше всё.

У меня, кстати, есть такая… назовём её «черта». Я любой сюжет заранее предугадываю. Вот серьёзно, какой угодно фильм взять. Я только начну смотреть, а потом – бац – и уже прямо чувствую, чем дело кончится.

Со мной поэтому никто в кино ходить не хочет. Димон даже кличку мне придумал – Нострадамус. И сказал, что в «Стеллу» – наш кинотеатр – больше ни ногой, если я там буду.

Это Чернышов-то! Которому в принципе плевать, что на экране творится, потому как в кино он ходит исключительно затем, чтобы на халяву чужой попкорн хомячить.

Хотя иногда и правда – ну такую скукотищу наснимают, что только одно и остаётся – жевать и ни о чём не думать. Вот с «Аббатством»[25] этим тоже. Я лежал– лежал, смотрел-смотрел, даже втянулся немного. Но потом всё равно подумал: «Чего-то здесь не хватает». И тут же понял чего. Пельменей!

Даже не так! Мясных подушечек с индейкой. Вот где реальная вкуснотища! Я их готов сутками есть. А если бы они ещё и сами себя в магазине покупали и домой бежали, да в кастрюлю укладывались, варились там с маслом, а потом ко мне в тарелку – хоп-хоп-хоп… Вот тогда была бы жизнь!

Но я великодушно подумал – ладно уж, в конце концов, что их там варить? Главное, что в магазин чесать не надо. Ну и пошагал на кухню. Поставил воду кипятить, залез в морозилку, а там… Сюрприз!

Я чуть от злости не лопнул, когда обнаружил вместо подушечек кусок масла – мать его просто в пустой пакет завернула. Ну да, мы же позавчера вечером как раз подушечки варили. А-а-а!