"Толпы приглашенных буквально терялись в овальном зале, которому не было равных в Европе - 21 метр в высоту, 74,5 в длину и 15 в ширину, двухъярусные окна, а вдоль северной стены два ряда из тридцати шести ионических колонн. Полы были инкрустированы редкими породами дерева, мраморные вазы поражали своими размерами, с потолка свисали люстры черного хрусталя... Пятьдесят шесть люстр давали столько света, что зал казался охваченным пожаром. Скрытый на двух галереях духовой оркестр из трехсот музыкантов и орган, сопровождаемые хором, исполняли специально написанные к случаю хоры - оды Державина, положенные на музыку композитором Козловским".
Описание праздника Потёмкин тоже закажет Державину.
"Кто хочет иметь о нем понятие - прочти, каковы были загородные дома Помпея и Мецената. Наружность его не блистает ни резьбой, ни позолотой, ни другими какими пышными украшениями. Древний изящный вкус - его достоинство; оно просто, но величественно".
"...казалось, что все богатство Азии и все искусство Европы совокуплено там было ко украшению храма торжеств великой Екатерины".
Среди чудес дворца на гостей особое впечатление произвел золотой слон, обвешанный жемчужными бахромами, убранный алмазами и изумрудами, с необычными часами на спине, шевеливший глазами, ушами и хвостом. Была еще одна диковинка - удивительные часы в форме высокого бронзового дерева, на котором находились павлин, петух, сова и разные малые животные в натуральную величину, искуснейшей работы из металла. Животные, когда часы отмечали время боем, двигались и даже кричали.
Окончание празднества было не менее торжественным. Державин рассказывал, что Потёмкин "с благоговением пал на колени пред своею всемилостивейшею благодетельницею и лобызал ея руку, принося усерднейшую благодарность за посещение".
И вдруг князь разрыдался... Екатерина также не могла сдержать слез... Казалось, что они прощаются друг с другом...
Необходимо отметить важную подробность этого праздника: никто из многочисленного семейства Зубова, в том числе сам фаворит, в Таврический дворец приглашены не были.
И еще. "О великолепном празднестве не было упомянуто ни слова в русских газетах того времени... при жизни Потёмкина о знаменитом празднестве... печатно на русском языке только и было упомянуто в
"Великолепные ткани гобеленов развертывали перед ней наводящую на размышления историю Амана и Мардохея..." (
(Эсфирь, жена Мардохея, однажды спасшего жизнь персидскому царю Артаксерксу, приглашает его на пир, где рассказывает царю о кознях вельможи Амана против мужа. Внимательно выслушав ее, царь приказал повесить Амана на той виселице, которую тот приготовил, было, для Мардохея).
А вот Державин в описании праздника посчитал этот сюжет близким не к судьбе князя, а к своей собственной.
Ибо здесь разумеется бывший начальник Державина, генерал-прокурор кн. Вяземский, который теперь вредил ему при производстве дел в сенате. Поэт с намерением поместил эти строки, чтоб намекнуть на вельмож, подобных Аману. Эсфирь, которая от притеснений последнего защищала Мардохея, представляет здесь Екатерину II, бывшую на стороне Державина.
Потёмкин понимает, что результат оказался совсем не таким, каким задумывался. Что он становится никому не нужен, потому что особой любви общества к его персоне никогда не было.
Накануне приезда светлейшего Екатерина спросила у своего камердинера Захара. "Скажи, пожалуй, любят ли в городе князя?" Захар ответил: "Один только Бог да Вы".
Английский посланник Фиц-Герберт придумал новороссийскому генерал-губернатору латинский девиз: "Nec viget quiquam simile aut secundum", т. е.: "Да не пребудет на кого-либо похож или после кого-либо вторым".
И вот его начинают теснить на второй план. И кто. Резвое дитятя.
Зуб выдернуть не удалось и теперь зубная боль сводит с ума. Тем более что у мальчика оказались не зубки, а волчьи клыки. И их укусы становятся все более и более болезненными.