В России было два рода близких к его величеству людей: одни, выдвинутые счастливым случаем, другие — члены Яхт-клуба, особые существа, которые всего достигли» [254].
Наряду с Николаем Николаевичем членами клуба были и великий князь Дмитрий Павлович, и князь Феликс Юсупов. Юсупов вспоминал: «Великие князья и некоторые аристократы составили заговор, стремясь удалить императрицу от власти и добиться ее удаления в монастырь. Распутин должен быть сослан в Сибирь» [255].
Что касается отношения самого Николая Николаевича к Распутину, то о нем хорошо сказал Шавельский: «Он, не моргнув глазом, приказал бы повесить Распутина и засадить императрицу в монастырь, если бы дано было ему на то право» [256].
И попытки устранить Распутина продолжались. В декабре 1915 года министр Хвостов поручил убийство Распутина полковнику Комиссарову, несколько ранее назначенному охранять Распутина и относившемуся к объекту своей охраны довольно бесцеремонно. По показаниям Белецкого, именно Комиссарову принадлежит знаменитая фраза, которую цитируют все стремящиеся разоблачить религиозность Григория Ефимовича: «Брось, Григорий, эту божественность, лучше выпей и давай говорить попросту» [257]. Эти слова он сказал на очередное предложение Распутина поговорить о Боге. Именно о Боге Григорий Ефимович и разговаривал со всеми — с друзьями, врагами, пьяницами, солдатами, проститутками, рабочими, крестьянами, министрами, царской семьей и даже со своими будущими палачами.
Глобачев так охарактеризовал Комиссарова: «…это был большой интриган, готовый вступить с кем угодно в сношения ради своих личных выгод; каждое порученное ему дело мог испортить благодаря необычайно циничному на все воззрению и нравственной нечистоплотности» [258].
Заговорщики, похоже, ничего и никого не боялись. «Приходя на квартиру к Распутину, Комиссаров громко кричал в присутствии посторонних, что разделается с этим мужиком, ругался площадной бранью и т. п. Однажды, например, будучи в гостях на даче у Бадмаева, Комиссаров, снимая кожу с копченого сига, сказал: „Так я буду сдирать шкуру с Гришки“. Это и его личные рассказы об опытах с отравлением кошек при пробах яда для Распутина передано было последнему и совершенно отшатнуло его от Комиссарова» [259], — писал Глобачев.
За Хвостовым, «заказавшим» Распутина, безусловно стоял более высокий «заказчик». Иначе как бы Хвостов смог предложить Комиссарову 200 000 рублей — деньги по тем временам огромные [260]. Из бюджета государства министр Хвостов их взять не мог, а это значит, что за попыткой убийства стояли по-настоящему большие люди. Кто именно? Скорее всего, великий князь Николай Николаевич и возглавляемый им петербургский «интернационал». А финансировала эти проекты, по признанию самого министра Хвостова, Зинаида Юсупова.
Но даже грубиян Комиссаров не смог осуществить задуманный план — испугался. И тогда завистливый великий князь и обозленный министр решили привлечь к делу бывшего монаха Илиодора, который проживал теперь на деньги, полученные через Горького, в Норвегии, где занимался написанием книги «Святой черт» — своего пасквиля на Григория Ефимовича, которым он пытался шантажировать государыню. Государыня с презрением отвергла это предложение. «Революционные» деньги у Труфанова закончились, и ему пришлось идти работать на завод. Понятно, что такой человек был заинтересован в убийстве Распутина! Особенно, когда речь шла еще и о таких деньгах. И когда к нему в Норвегию прибыл со специальным поручением тайный агент Департамента полиции Б. М. Ржевский — мот и интриган, — Труфанова не пришлось долго уговаривать соучаствовать в убийстве.
Однако этим планам не суждено было сбыться. По возвращении на родину Ржевский устроил на границе скандал, очевидно с целью быть арестованным и допрошенным. И на допросе он признался, зачем он ездил и кто его посылал. Уверяют, что он сознательно «засветился», сам испугавшись того, в какую игру залез. А может, совесть у него заговорила, и это было своего рода умыванием рук по-Ржевскому. Министру Хвостову случившееся стоило его поста, всему правительству — грандиозного скандала, но никаких мер (кроме принятия добровольных отставок) против преступников принято не было.
А тем временем многие газеты, будто сговорившись, выставляли неудавшихся убийц в роли героев-мучеников. Целесообразность убийства Распутина горячо обсуждалась как на страницах газет, так и в кабаках, и на улицах, и в самом высоком обществе. Все чаще там и тут раздавались громкие фразы, общий смысл которых состоял в том, что, хотя Распутин и не совершил никаких караемых законом преступлений, было бы целесообразным его убить.