Григорий Распутин: правда и ложь

Это свидетельство тем более ценно, что Ольга Александровна не была сторонницей Распутина и всячески пыталась отговорить государыню от дружбы с ним.

Распутин действительно всем сердцем полюбил царскую семью, детей, чистоту которых он всячески желал охранить. Кроме того, он чувствовал нависшую над ними, как и над всей страной, угрозу. Каким-то образом — Бог поставил — он оказался в святилище тогдашнего государства. Сам Распутин этого вряд ли для себя желал. Но когда это произошло, он не мог не осознавать того, какая на его плечи ложится ответственность. И если бы не любовь, которой было проникнуто все его служение, он бы с радостью уехал к себе в Покровское и никогда бы не приезжал в Питер. Но не приезжать он не может. В 1909 году Распутин пишет письмо царским детям, датированное 17 февраля, где есть такие строки: «Сладкие детки, вот наступает весна и цветочки цветут… Золотые мои детки, я с вами живу… Я скоро приеду к вам»[125].

Но вернемся еще к великой княгине Ольге Александровне. Она была замужем, но лишь номинально, так как ее муж оказался гомосексуалистом. Ее раздражала невероятная проницательность старца, то, что в его присутствии открывались все ее секреты — он как бы видел ее насквозь, знал о ней все. Ей это не нравилось, и ее раздражали крестьянские манеры старца. После одного эпизода, который она, не зная Распутина должным образом, дурно истолковала, она избегала всяких встреч с ним. Вот что она рассказывает: «После того как хозяйка вместе с Ники и Аликс отлучились из гостиной на несколько минут, Распутин поднялся, обнял меня за плечи и начал гладить мне руку. Я отодвинулась от него, ничего не сказав. Я просто встала с места и присоединилась к остальным. Этим человеком я была сыта по горло. Я невзлюбила его еще больше, чем прежде. Хотите верьте, хотите — нет, но, вернувшись в Петербург, я совершила странный поступок: пошла к мужу в его кабинет и рассказала ему обо всем, что произошло. Он выслушал меня и с серьезным лицом посоветовал мне избегать встреч с Распутиным в будущем. В первый и единственный раз я знала, что муж прав»[126].

Но права ли была Ольга Александровна в своей оценке?

Многие люди, которым представляли Распутина, не могли или не желали понять его. Сохранились записанные писателем Романом Гулем мемуары флигель-адъютанта Николая II Н. П. Саблина, очень близкого к царской семье: «Так как это было желание государыни, я встречался с Распутиным не раз на его квартире. Государыня хотела, чтобы я поближе его узнал и чтоб получил от него благословение. После нескольких встреч с Распутиным я все-таки сказал государыне о своем не очень благоприятном впечатлении о Распутине. Она ответила: „Вы его не можете понять, потому что вы далеки от таких людей, но если даже ваше впечатление было бы верно, то это желание Бога, что он такой“»[127].

Очень возвышенно рисовал отношение царицы к сибирскому крестьянину князь Жевахов: «В своем отношении к Распутину императрица стояла на такой же высоте, на какой стояла вся „Святая Русь“ пред келией старца Амвросия Оптинского или хибаркою преподобного Серафима… В этих отношениях находила свое лучшее выражение вся красота нравственного облика императрицы, ее глубочайшая вера, ее смирение, преданность воле Божией… Эта черта, свойственная только русскому человеку, ищущему, в момент душевной боли, общения со святыми людьми, старцами и подвижниками, вместо того, чтобы „рассеяться“ и бежать в гости или в театр, так глубоко бы сроднила императрицу Александру Феодоровну с русским народом, если бы между нею и народом не была воздвигнута врагами России и династии стена, скрывавшая Ее действительный облик, если бы целая армия, в миллионы рук, не трудилась бы над этой преступною работою… Не вызывал сомнения у императрицы Распутин еще потому, что составлял именно то явление русской жизни, какое особенно привлекало императрицу, видевшую в его лице воплощение образов, с коими она впервые ознакомилась в русской духовной литературе.

Этот тип „печальников“, „странников“, „юродивых“, обнимаемых общим понятием „Божьих людей“, был особенно близок душе императрицы. Короче говоря, императрица Александра Феодоровна была не только русскою императрицею, но и русскою женщиною, насквозь проникнутою теми свойствами, какие возвеличили образ русской женщины и возвели ее на заслуженный пьедестал.

И с этого пьедестала императрица не сходила и выполнила свой долг пред Россией, пред церковью и личной совестью до конца. И если, тем не менее, она не была понята русским народом, то только потому, что была не только выше общего уровня своего народа и стояла на такой уже высоте, какая требовала духовного зрения, чтобы быть заметной»[128].

Глава 13 Окончательная размолвка с Феофаном и Церковью