Царица усердно писала царю, что „Николашу“ надо убрать, что он знается с членами Государственной думы, завидует царю и хочет сесть на его место. Вся же остальная Россия, начиная с ультраправого депутата Пуришкевича, понимала, что этот царский шаг еще больше приблизит его к гибели, а Россию — к катастрофе.
Участники этого заговора решили осенью 1916 года выждать удобную минуту и убрать царя, после чего посадить на престол конституционного монарха, великого князя Николая Николаевича. Этот последний, живший в это время в Тифлисе, видимо, не делал никаких шагов, чтобы поощрить заговорщиков, но не говорил им и категорического „нет“.
Николай Николаевич был когда-то мартинистом. Известно, что он поддерживал дружеские отношения с русскими масонами; в частности, одним из его ближайших друзей был Александр Иванович Хатисов, городской голова Тифлиса, член к.-д. партии, председатель Кавказского Земгора и маг 33-й степени. Хатисов был членом Государственной думы, армянин, женатый на русской. Они с женой бывали на официальных приемах у великого князя, теперь — Главнокомандующего Кавказской армией, иначе говоря — южного фронта. А кроме того, Хатисов имел „свободный вход“ к Николаю Николаевичу во всякое время, что очень ценил»[158].
Первые политические деятели страны часто были связаны друг с другом прочными узами тайных сообществ, к которым они принадлежали. Но еще крепче связаны они были общей ненавистью к Распутину. Они не хотели слушать ничего, что говорило бы в защиту, в пользу доброго имени Распутина. Родзянко вспоминал, что на него, в частности, пытался повлиять законоучитель царских детей протоиерей Васильев. «Вы напрасно нападаете, вы не знаете, какой прекрасный человек Распутин». Но Родзянко выгнал его с криком: «Как, вы сюда, в Государственную думу, приехали хвалить Распутина, негодяя, развратника, хлыста!»[159] Именно таким виделся им Распутин. Именно таким он должен был им видеться.
Глава 16
Начало большого наступления на Распутина
«Тогда князья сказали царю: да будет этот человек предан смерти, потому что он ослабляет руки воинов, которые остаются в этом городе, и руки всего народа, говоря к ним такие слова, ибо этот человек не благоденствия желает народу сему, а бедствия. И сказал царь Седекия: вот, он в ваших руках, потому что царь ничего не может делать вопреки вам. Тогда взяли Иеремию и бросили его в яму Малхии, сына царя, которая была во дворе стражи, и опустили Иеремию на веревках; в яме той не было воды, а только грязь, и погрузился Иеремия в грязь».
«Болтают обо мне зря, пишут неизвестно что, и больше худое. Но и помочь им я не могу. Слепые света видеть не могут, и Царствие Божие открывается только тем, кто подходит друг к другу, как дети».
Известная библейская история пророка Иеремии, которого опустили в грязь (по всей видимости, в выгребную яму туалета, которым пользовались солдаты), во многом сходна с историей Распутина. В этой истории, как и во многих других библейских повествованиях, пророк оказывается между молотом и наковальней. Да и не только пророк, но и каждый истинный христианин оказывается в конфликте с этим миром, несущимся к своей пропасти. Он оказывается в конфликте с официальными «пророками», с духовенством своих дней, с князьями своей земли. Тот, кто желает мира для своего народа, кто знает, как можно все-таки еще предотвратить самое страшное, неслыханное бедствие, несет на себе огромный груз этого знания. И даже сам царь не в состоянии защитить такого человека. Таких людей, как Иеремия, Распутин и других известных и неизвестных христианских мучеников, непременно пытаются сбросить в позорную зловонную яму. В случае с Распутиным этой ямой стала ничем не сдерживаемая клеветническая кампания, которую обрушили на него почти все газеты и журналы того времени. Беспрецедентная по своим масштабам и безнаказанности клеветническая кампания смешала имя Григория Ефимовича Распутина-Нового с грязью. Он с болью молился: «Не скучай, душа, что поносят, крепись!.. Теперь копьями не мучат, а словами — больнее стрелы. И все стрелы слов больнее меча. Боже! Храни Своих».