Григорий Распутин: правда и ложь

Сыну Симановича, двадцатилетнему студенту, тоже пришлось предстать перед зловещей комиссией. Вот некоторые из его показаний, которые цитирует Радзинский: «С 1909 по 1910 год у меня стали наблюдаться признаки нервного заболевания, именуемого „пляска святого Витта“. Со времени объявления болезни я обращался к докторам, тем более что одно время я принужден был лежать в постели, так как вся левая половина у меня была парализована… Среди докторов, меня пользовавших, я могу указать профессора Розенбаха и доктора Рубинько, живущих в Петрограде… В 1915 году Распутин, узнав от отца о моей болезни, предложил привести меня к нему на квартиру… Распутин, оставшись со мной в комнате наедине, посадил меня на стул и, поместившись напротив, пристально смотрел мне в глаза, начав меня гладить рукою по голове. В это время я испытывал какое-то особенное состояние. Сеанс этот, как мне кажется, продолжался минут десять. После чего, прощаясь со мной, Распутин сказал: „Ничего, это все пройдет!“ И действительно, теперь я могу удостоверить, что после этого свидания с Распутиным припадки больше у меня не повторялись, хотя со времени этого сеанса протекло более двух лет… Это исцеление я приписываю исключительно Распутину, так как врачебные средства лишь поначалу облегчали форму припадков, не устраняя их проявлений. Между тем, после визита к Распутину припадки эти прекратились»[223].

Слухи о том, что Распутин якобы жаждал власти, также не выдерживают никакой критики. Вот, например, фрагмент из воспоминаний князя Жевахова: «Вмешательство Распутина в государственные дела, приведшее к утверждению, что не царь, а Распутин „правит Россией“, назначает и сменяет министров, являлось только одним из параграфов выполнявшейся революционерами программы, а в действительности не имело и не могло иметь никакой под собой почвы. Именем Распутина пользовались преступники и негодяи; но Распутин не был их соучастником и часто не знал даже, что они это делали. Как характерный пример я укажу на визит ко мне некоего Добровольского, надоедавшего обер-прокурору Святейшего Синода Н. П. Раеву домогательствами получить место вице-директора канцелярии Св. Синода, остававшееся вакантным после перемещения на другую должность А. Рункевича.

Явился этот Добровольский ко мне на квартиру, развязно вошел в кабинет, уселся в кресло, положив ногу на ногу, и цинично заявил мне, что желает быть назначенным на должность вице-директора канцелярии Святейшего Синода.

— Кто вы такой и где вы раньше служили, и какие у вас основания обращаться ко мне с таким странным ходатайством?.. Предоставьте начальству судить о том, на какую должность вы пригодны, и подавайте прошение в общем порядке, какое и будет рассмотрено по наведении о вас надлежащих справок, — сказал я.

— Никакого другого места я не приму; а моего назначения требует Григорий Ефимович (Распутин), — ответил Добровольский.

Посмотрев в упор на нахала, я сказал ему:

— Если бы вы были более воспитаны, то я бы вежливо попросил вас уйти; но так как вы совсем не умеете себя держать и явились ко мне не с просьбою, а с требованием, то я приказываю вам немедленно убраться и не сметь показываться мне на глаза…

С гордо поднятой головой и с видом оскорбленного человека Добровольский поехал к Распутину жаловаться на меня, а я обдумывал способы выхода в отставку, стараясь не предавать огласке истинных причин, вызвавших такое решение. <…>

На другой день Н. П. Раев вызвал меня в свой служебный кабинет, и между нами произошла такая беседа:

— Вы прекрасно поступили, что выгнали этого проходимца; но я боюсь огласки, — сказал обер-прокурор. — Он станет закидывать Вас грязью, а наряду с этим будут опять кричать о Распутине и жаловаться, что он вмешивается не в свое дело. Если бы Распутин знал, что за негодяй этот Добровольский, то, верно, не хлопотал бы за него… Добровольский совсем уже замучил митрополита Питирима…

— Другими словами, вы хотите, Николай Павлович, чтобы я лично переговорил с Распутиным и заставил бы его взять назад кандидатуру Добровольского? — спросил я обер-прокурора…

Н. П. Раев вспыхнул, очень смутился, что я угадал его мысль, и нерешительно ответил:

— Знаете, бывают иногда положения, когда приходится жертвовать собою ради общих целей… Я не смею просить вас об этом, ибо хорошо сознаю, какому риску подвергаю вас, как неправильно бы истолковалось ваше свидание с Распутиным; но если бы вы нашли в себе решимость поехать к Распутину, то сняли бы великое бремя с плеч нашего доброго митрополита, который один борется с Добровольским и отбивается от него…

— Хорошо, — ответил я после некоторого раздумья, — верным службе нужно быть и тогда, когда это невыгодно. Если вы и митрополит считаете этот выход единственным, то я поеду, ибо готов идти на всевозможные жертвы, лишь бы только не допустить в Синод проникновения таких негодяев, как Добровольский…