Григорий Распутин: правда и ложь

Варламов замечает: «Отрицательное отношение к Распутину, уверенность в том, что он сыграл ужасную роль в делах Церкви и в назначении последнего обер-прокурора, несомненно, стали одной из причин того, что, когда за несколько дней до Февральской революции обер-прокурор Раев предложил Синоду выступить с обращением к народу поддержать монархию, члены Синода сделать это отказались, а февральский переворот и отречение от престола не только государя Николая Александровича, но и его брата Михаила однозначно и практически единодушно поддержали»[319].

Весной 1917 года отношение к Распутину и отношения с Распутиным, по сути, стали критерием достоинства того или иного клирика или мирянина. Например, протопресвитер Шавельский исключительно благодаря своей антираспутинской позиции стал в дальнейшем (равно как и Самарин) одним из двадцати пяти претендентов на звание патриарха.

В те дни и была учреждена 13-я Комиссия, наделенная чрезвычайными полномочиями. Варламов пишет: «Одни раскаивались в связях с Распутиным, другие приписывали себе заслуги по борьбе с ним, третьи его роль всячески преуменьшали, четвертые выпячивали, но говорили о Распутине почти все…»[320]

Особую готовность сотрудничать с комиссией и именно в связи с личностью Распутина проявил С. П. Белецкий, чьи письменные показания заняли сотни страниц. «Вчера в третий раз Белецкий в крепости растекался в разоблачениях тайн того искусства, магом которого он был, так что и в понедельник мы будем опять его слушать, он уже надоел, до того услужлив и словоохотлив», — писал в письме матери Александр Блок, исполнявший обязанности секретаря комиссии.

Белецкий в угоду комиссии утверждал, что Симанович по секрету сказал ему, что Григорий оставил семье хорошие средства — до 300 тыс. рублей. Однако, как выяснилось, это был нелепый слух. Гораздо более, чем богатства денежные, комиссию интересовали чудеса Распутина и «секрет» его силы. Но не давалась сила святого людям, одержимым витавшей в воздухе идеей Ницше о «сверхчеловеке». Несовместима была эта сила добра с богоборческими стремлениями новых господ России. И дело о Распутине стало преследовать более достижимую задачу — очернить имя старца.

Бывший министр внутренних дел А. Н. Хвостов похвалялся своей борьбой с сибирским крестьянином и попытках физически его уничтожить, а последний царский министр внутренних дел Протопопов в числе прочего утверждал, что Распутин возил царице и Вырубовой деньги (причем фальшивые), которые он «берет за свои хлопоты о делах и наградах с разных людей». Эти и другие свидетели, такие как Манасевич-Мануйлов, Андронников, Комиссаров, наперебой спешили демонизировать Распутина.

Новой властью были возвращены из ссылок епископ Гермоген и протоиерей В. И. Востоков. О последнем в «Русском слове» писали: «8 марта в Епархиальном доме состоялось собрание Московского духовенства и преподавателей духовно-учебных заведений. <…> В. И. Востоков признал необходимость, чтобы лица, замаравшие себя в грязи распутинства, были смещены со своих должностей. Им следует сказать: „Руки прочь!“ <…> На собрании было прекращено дело В. И. Востокова»[321].

Одним из самых ужасных событий в истории православной церкви, совершившихся весной 1917 года на волне антираспутинской пропаганды, стало избрание нового (и последнего в церковной истории России) обер-прокурора Синода князя В. Н. Львова.

«Досадуя на то, что ему не поручали правительственной должности, о которой он мечтал, Львов приписывал свою неудачу зловещему влиянию Распутина. В довоенные годы и во время войны он активно распространял более или менее преувеличенные слухи о значении при Дворе „темных сил“, возглавляемых Распутиным. Этого оказалось достаточно, чтобы первое Временное правительство назначило его обер-прокурором Синода, — писал историк Г. М. Катков. — Львов воспользовался своим положением, чтобы отомстить тем епископам, которых он считал бывшими сторонниками Распутина, и внушить страх остальным»[322].

«По инициативе синодального обер-прокурора В. Н. Львова при Святейшем Синоде предлагается учредить следственную комиссию для расследования некоторых дел в области церковного управления, — сообщала 8 апреля 1917 года газета „Новое время“. — На комиссию будет возложена задача выяснить ту роль, которую вообще играл в делах нашего церковного управления Г. Распутин, и принять все меры к ликвидации следов его влияния. Во главе комиссии предполагает стать сам синодальный обер-прокурор В. Н. Львов»[323].

С московской кафедры удалили митрополита Макария. Вот как сам он это описывает: «…обер-прокурор, прибыв на митрополичье подворье в Петрограде с вооруженной стражей, вечером вошел в комнаты митрополита и, подозвав меня к себе жестом руки, выкрикивал по адресу моему: „Распутинец! Распутинец!“ Потом, пригрозив Петропавловской крепостью, потребовал, чтобы я тотчас садился писать прошение в Святой Синод об увольнении меня на покой. Требование мною молчаливо было исполнено»[324].