Григорий Распутин. Россия под гипнозом

Странно, этот малограмотный мужик своими порой непонятно-примитивными фразами заставлял этих почти неземных членов государственной пирамиды становиться обычными людьми – со своими слабостями, недостатками и страхами. Николай и Аликс при общении со «старцем» превращались чуть ли не в детей!

Вера и молитва. Они верили и молились…

* * *

26 февраля 1912 года отслуживший утром в Казанском соборе молебен председатель Государственной думы М. В. Родзянко был принят императором. Аудиенция с монархом была буквально вытребована Михаилом Владимировичем: во время беседы он собирался высказать Николаю всё начистоту относительно Распутина.

– Ваше Величество, присутствие при Дворе, в интимной его обстановке, человека столь опороченного, развратного и грязного представляет собой небывалое явление в истории русского царствования, – начал председатель Думы. – Влияние, которое он оказывает на церковные и государственные дела, внушает немалую тревогу решительно во всех слоях общества. В защиту этого проходимца выставляется весь государственный аппарат, начиная с министров и кончая низшими чинами охранной полиции. Распутин – оружие в руках врагов России, которые через него подкапываются под церковь и монархию. Никакая революционная пропаганда не могла бы сделать того, что делает присутствие Распутина. Всех пугает близость его к Августейшей семье. Необходимо срочно предпринять меры! Это волнует умы… Было бы лучше вообще выслать Распутина из Петербурга…

Николай поднялся из-за стола и молча прошёлся по кабинету.

– Ваше Величество, я хочу, чтобы Вы знали, – продолжил Родзянко. – Все, кто поднимает голос против Распутина, преследуются Синодом. Разве это терпимо? И могут ли православные люди молчать, видя развал православия? Можно понять всеобщее негодование, когда глаза всех раскрылись и все узнали, что Распутин – хлыст!..

– У вас есть доказательства? – спросил император.

– Более чем достаточно! Ваше Величество, полиция проследила, что он ходил с женщинами в баню, а ведь это, как известно, из особенностей хлыстовского учения…

– Так что ж тут такого? У простолюдинов это принято…

– Не совсем так, Ваше Величество. Да, может быть, муж с женой и ходят вместе в баню, но в данном случае мы имеем дело с развратом…

Царь лишь пожал плечами…

«Хочется говорить, хочется кричать, что церковь в опасности и в опасности государство, – говорил 9 марта 1912 года в Государственной думе депутат Александр Гучков. – Все вы знаете, какую тяжелую драму переживает Россия… В центре этой драмы – загадочная трагикомическая фигура, точно выходец с того света или пережиток темноты веков, странная фигура в освещении XX столетия… Какими путями этот человек достиг центральной позиции, захватив такое влияние, перед которым склоняются высшие носители государственной и церковной власти? Вдумайтесь только – кто же хозяйничает на верхах, кто вертит ту ось, кто тащит за собою и смену направлений, и смену лиц, падение одних, возвышение других?..»[43][44]

Но ещё до этого о Распутине с Николаем беседовал премьер Столыпин.

– Этот Распутин, – осмелился как-то попрекнуть императора Пётр Столыпин. – Его присутствие при Дворе компрометирует Трон…

– Что ж, может быть, Пётр Аркадьевич, может быть, – вздохнул Николай. – Но пусть лучше будет хоть десять этих Распутиных, чем одна истерика императрицы…

* * *

Киев, 1975 г.

…В середине семидесятых мне посчастливилось очутиться в древнем русском городе «по-над Днепром» – Киеве. Если сказать, что «мать городов русских» покорила меня, мальчонку из провинциальной глубинки, значит, промолчать. Сразила наповал своей красотой и непомерным величием! Красивейший Софийский собор и утопающий в розах Крещатик; Аскольдова могила и Киево-Печерская Лавра; монумент гетману Хмельницкому и седой, неторопливый Днепр… Ну и красивые, жизнерадостные люди. А что из себя в те годы представлял знаменитый «киевский торт» – не мне вам рассказывать. Тогда те торты готовились в городе на Днепре исключительно из взбитых сливок, поэтому ничем не напоминали сегодняшние – с примесью прогорклого масла, маргарина и чего-то ещё.

О Киево-Печерской Лавре хочу остановиться особо, хотя, сказать по правде, древнюю Лавру я уже почти не помню, однако кое-что в памяти всё же сохранилось. Другое дело, что это кое-что с музейными красотами никак не связано.