«…К войне он относился отрицательно. Я имел случай это удостоверить перед войной. Тут была одна из корреспонденток, жена итальянского журналиста, которая мне сообщила о своем непременном желании познакомиться с Распутиным и спрашивала, о чем его спросить. Это было до объявления войны, я узнал, что она готовится, и просил спросить Распутина, будет война или нет. Она довольно искусно пробралась к нему, получила его доверие и задала ему этот вопрос; он сказал: да, говорят, война будет, они затевают, но, Бог даст, войны не будет, я об этом позабочусь. …О нём как о германском посреднике говорить не приходится…»[104]
А вот что в 1919 году вспоминала Матрёна Распутина:
«Отец был горячим противником войны с Германией. Когда состоялось объявление войны, он, раненный Хионией Гусевой, лежал тогда в Тюмени, Государь присылал ему много телеграмм, прося у него совета и указывая, что министры уговаривают Его начать войну. Отец всемерно советовал Государю в своих ответных телеграммах «крепиться» и войны не объявлять. Я была тогда сама около отца и видела как телеграммы Государя, так и ответные телеграммы отца. Отец тогда говорил, что мы не можем воевать с Германией; что мы не готовы к войне с ней; что с ней, как с сильной державой, нужно дружить, а не воевать. Это его так сильно расстроило, что у него открылось кровотечение из раны»[105]
.С началом войны императрица уже полностью находится под влиянием своего «Друга».
К середине 1915 года «шапкозакидательский» энтузиазм лета 1914 года развеялся как дым. На фоне тяжёлого экономического состояния дел, вызванного неготовностью Российской империи вести затяжную войну, между Ставкой и Правительством возник нешуточный конфликт: назревало двоевластие.
Царь был вынужден срочно выехать в Могилёв.Там же, в Ставке, куда прибыл с министрами Николай, было решено «для примирения с общественностью» заменить министра юстиции Ивана Щегловитова Александром Хвостовым, а обер-прокурора Священного Синода Владимира Саблера – Александром Самариным. Министр внутренних дел Николай Маклаков должен был сдать дела князю Николаю Щербатову, а военный министр Владимир Сухомлинов – Алексею Поливанову. Распутин потерял сон: в правительственных кулуарах у него появились непримиримые враги.
Понимала это и императрица. И её письма Николаю в Ставку говорят сами за себя: