«Извини меня, но я не одобряю твоего выбора военного министра… Разве он такой человек, к которому можно иметь доверие? Можно на него положиться? Как бы я хотела быть с тобою и узнать причины, побудившие тебя его назначить!.. Не враг ли он нашего Друга, что всегда приносит несчастье?»[106]
…«Он [Распутин] просит тебе передать, чтобы ты обращал меньше внимания на слова окружающих тебя, не поддавался бы их влиянию, а руководствовался бы собственным инстинктом. Будь более уверенным в себе и не слушайся других, и не уступай тем, которые знают меньше твоего… Он очень жалеет, что ты не поговорил с ним обо всем, что ты думаешь, о чем совещался с министрами и какие намерен произвести перемены. Он так горячо молится за тебя и за Россию, и может больше помочь, если ты с Ним будешь говорить открыто»[107]
…«…На сердце такая тяжесть и тоска! Я всегда вспоминаю, что говорит наш Друг. Как часто мы не обращаем достаточного внимания на Его слова! Он так был против твоей поездки в Ставку, потому что там тебя могут заставить делать вещи, которые было бы лучше не делать. Здесь дома атмосфера гораздо здоровее, и ты более верно смотрел бы на вещи, – возвращайся скорее… Теперь я понимаю, почему Григ был против твоей поездки туда. Здесь я могла бы помочь тебе. Боятся моего влияния… У меня сильная воля, я лучше других вижу их насквозь и помогаю тебе быть твердым. Когда Он советует не делать чего-либо и Его не слушают, позднее всегда убеждаешься в своей неправоте…»[108]
С обер-прокурором Священного Синода Владимиром Саблером Распутин был в прекрасных отношениях, ибо, не стесняясь, говорил про него:
– Цаблер-то мне в ноги недавно поклонился. За то, что его в прокуроры доспел…
А вот возглавившего Синод Самарина «старец» люто ненавидел, называя «подлецом». Возможно, именно это обстоятельство сказалось на краткой карьере последнего: продержавшись на посту с июля по сентябрь 1915 года, новый обер-прокурор был уволен. В один день. Хотя, как шептались, в одну ночь. Прибыв в Ставку, он был любезно принят Николаем, который пригласил к ужину, с интересом внимая рассказу прокурора о столичных делах. Самарин вернулся в Петроград полный сил и энергии работать и дальше не покладая рук.
Хотя на самом деле всё для него сложилось из рук вон плохо. Наутро после ужина с Самариным царь написал премьеру коротенькую записку:
«Я вчера забыл сказать Самарину, что он уволен. Потрудитесь ему это сказать».
Пост обер-прокурора Синода занял родственник министра МВД Хвостова Александр Волжин. После того как Хвостова выпнули из МВД, вслед за ним лишился должности и Волжин. Коррупция в чистом виде.
В этот момент наступает некий перелом. Французский посол в России Жорж Морис Палеолог даже называет конкретную дату – 29 августа 1915 года. С этого дня цензура и полиция прекращают защищать Распутина от всякой критики в газетах. Хотя и три года назад цензуре не удалось перекрыть серию статей, осуждающих Распутина за крайнюю безнравственность (согласно ст. 1001 Угол. Уложения, за порнографию).
Кампанию против Распутина возглавила газета «Биржевые ведомости», рассказывавшая о его недостойном поведении, разврате, скандальных связях с высшим чиновничеством и духовенством, а также интригах и воровстве.
Вскоре после выхода столь разгромной статьи Распутин жаловался сопровождающему его полицейскому охраннику:
– Да, парень, душа очень скорбит, от скорби оглох…
– Что случилось? Почему это у вас так? – спросил охранник.