Григорий Саввич Сковорода. Жизнь и учение

Восточно — христианский логизм есть не только единственно возможная почва, благоприятная для всестороннего истолкования философии Сковороды, но и, что очень важно, она дает философское объяснение возможности такого явления, как Сковорода. Трансцендентальная философия не дает и не может дать никакого объяснения возможности существования трансцендентальных философов. Каким образом трансцендентальный субъект осознается и философски опознается Когеном или Риккертом в чистом и адекватном виде, это остается извечной тайной для трансцендентальной философии, тайной, лежащей за границами познания, т. е., другими словами, трансцендентальная философия не может объяснить возможность себя самой как феномена в духовной жизни человечества. Иначе обстоит дело в логизме. С точки зрения логизма возможность такого явления, как Сковорода метафизически обосновывается. Указывается источник его мудрости, его вдохновения, его жизни, и верность этого метафизического обоснования как бы доказывается обратной посыпкой: музыкальным согласием своеобразной и самобытной мудрости Сковороды с основными прозрениями великих представителей логизма.

За одиннадцать веков до Сковороды св. Максим Исповедник, философ огромной силы, следуя за св. Дионисием Ареопагитом, учил, что весь сотворенный мир есть откровение второго лика Св. Троицы, божественного Логоса. «Каждая вещь в мире имеет свою цель или идею; идеи отдельных предметов объединяются в высших и более общих, как виды в роде; последняя же цель всего есть Логос;. В Нем содержатся идеи всех предметов; Он же есть и начало всего. Он и открывается во всем, как первое начало и последующая цель каждой вещи. Нужно только… стараться проникнуть в скрытый в них более глубокий смысл; тогда познание каждой вещи обязательно будет приводить к познанию Логоса, как первой причины и последней цели всего существующего»[6].

Из этих основоположений св. Максим Исповедник делает колоссальной важности вывод. «Он особенно выставляет на вид одинаковое в принципиальном отношении значение откровения в природе и в Св. Писании. В природе открывается та же самая истина, что и в Писании. Кто действительно хочет познать истину, тот может познать ее и из природы, без помощи писаного Откровения»[7].

Обыкновенно понимание Природы как неписаного Откровения связывают с именем Шеллинга, развивавшего свои умозрения под влиянием Баадера и Бёме. Но мы видим, что истинная родина такого понимания — христианский Восток. И категорическая смелость, с какой идеи Природы как живого Откровения, в конечном смысле совпадающего с откровением писаным, провозглашается восточно — христианским логизмом, по силе не может быть сравниваема ни с какими утверждениями позднейших философов, ибо представители логизма, будучи отцами Церкви, а не частными лицами, брали на себя ответственность перед миллионами верующих и перед всеми грядущими веками. И, значит, провозглашая внутренне поэтическое, своеобразное христианское понимание Природы, как таинственного и безмерного Откровения второго Лица Пресвятой Троицы, отцы Церкви со смелостью своей сочетали соответствующую яркость и категорическую достоверность интуиции. Это была не отвлеченная мысль смелых метафизиков, а конкретные прозрения глубочайших и просветленных мистиков.

Итак, Природа есть Откровение, равноправное Откровению написаному, — вот самобытное и ответ

ственное положение восточно — христианского умозрения. Проблема «возможности Сковороды» с точки зрения этого положения становится легко и естественно разрешимой.

Если Природа есть Откровение божественных тайн и божественной Мудрости, тогда всякое постижение темных намеков Природы и осознание ее таинственных сил есть мудрость, идущая к человеку из глубин космической жизни. Приникание к Земле, чуткое улавнивание Ее внушений, верность космическому началу есть особый путь мудрости, ведущий туда же, куда ведет и восхождение путем подвига, руководимого написанным Откровением. Путь святых — это путь героической воли, благодатью и подвигом восхождения к Небу усвояющей обладание новой Землей. Скрытая мудрость Земли открывает возможность другого пути: сквозь феноменальное и призрачное поэтическим и мистическим чувством, т. е. чуткой восприимчивостью, узреть и постигнуть тайную устремленность Космоса к своему новому Лику. Постигаемое своей устремленностью как бы заражает постигающего, и чем глубже проникает душа, идущая по второму пути, тем сильнее сама она проникается естеством и состоянием того, что она постигает, и как бы пресуществляется. Это уже не мудрость гностика интеллектуала, это существенная просветленность души, одержимой любовью к Великому.