Григорий Шелихов

пускать в торговый обмен водку, оставив право на это только за собой.

Ловок и силен был Григорий Шелихов тем, что умел, всякий раз вовремя

уловив момент, опереться на артельные плечи и отстоять свой интерес.

- Сам ее пью и горазд понимаю, что православному человеку нельзя

не выпить... Что ж, разве я против? Пейте, да дело разумейте, головы

не теряйте, - добродушно начал он, как будто готовясь рассказать о

планах ближайших экспедиций, и неожиданно для всех угрюмо закончил: -

А кто американцу водку дает, тот на себя и товарищей нож готовит. Вот

о чем, артельные, подумать надо!..

- Мы и то думаем: зачем ты себе права разрешил, а у нас отнял? С

твоего водочного поднесения нож али стрела американские слаще, что ли,

станут? - орали промышленники, разъяренные тем, что от них отняли

легчайший способ к увеличению своей доли в заокеанской наживе.

- В моем кармане не подсчитывайте, - открыто пойдя на вызов,

сказал Щелихов. - Водка-то чья, компании? А я от компании да и от

властей над вами поставлен. Так вот: продажи навынос не будет, а кому

выпить охота, ко мне придет. Поднесу и на счет запишу, но не более два

штофа на месяц...

Отстаивая внушенное практическим расчетом начинание, Шелихов и

дальше пошел на хитрость: положенный на месяц водочный паек он

увеличил вдвое, - русские пускай пьют, только бы американцев не

спаивали, не выступали бы конкурентами в заготовке пушнины.

До своего удивительного по отваге плавания в Америку в 1783 -

1786 годах Григорий Шелихов, добравшись до края земли - Охотского

моря, служил приказчиком у разных сибирских купцов-богатеев. Разъезжал

по дебрям Восточной Сибири, выступая вроде доверенного по торговле с

чукчами - на Чукотке или с ительменами - на Камчатке, а то с Китаем -

в Кяхте и даже с дикими племенами конных мунгалов и тунгусов - по

Орхону, Онону и Амуру. Всегда в бесконечных разъездах, проявляя в

делах отменные торговые способности, находчивость, обходительность и

отвагу, он завоевал доверие туземных охотников, похвалу хозяев и

симпатии самих представителей власти за то, что торговал мирно и не

вызывал жалоб.

Записавшись в иркутские купцы и добившись величания по

"отечеству", Григорий Иванович Шелихов за неимением капитала продолжал

службу по найму и искал в жизни случая, чтобы выйти на широкую дорогу

жизни.

Распаленный ушкуйницкой отвагой и непоседливостью, занесшей его,

сына мелкого да к тому же разорившегося рыльского торговца, на

караванные дороги в тундровые тропы восточной Азии, Шелихов решил

сменить просторы степей и тундры на просторы океана, в которых за

кромкой бескрайнего горизонта, он верил, найдется и на его долю "кус"

в жизни. На это его наталкивали воспоминания молодости, прочитанные

книги и ходившие по Сибири рассказы о чудесной земле Америке.

Передовик сибирских землепроходцев середины восемнадцатого века,

не единожды добиравшихся уже до Алеутских островов и даже матерой

земли Нового Света, Никифор Акинфиевич Трапезников, живя на покое в

Охотске, заприметил Шелихова, этого смекалистого и удачливого

приказчика Лебедевых. Старик Трапезников жаждал иметь преемника своим

исканиям и готов был бы благословить выйти за него любимую внучку

Наталью, ходившую молодой вдовой и во вдовстве сведавшуюся с

синеглазым, густобровым плясуном и песельником Гришатой Шелиховым, -

мешало их разноверие: она - староверка, а он - православный.

Восточная красота вдовы Гуляевой, - ходили слухи, что мать ее

жила у курильских айнов пленницей из земли Чосен, Страны Утренней

Свежести - Кореи, и от них вывезена Никифором Трапезниковым, -

безоглядно полонила Григория Шелихова. Да и кто бы устоял перед ее,

как уголья, горящими глазами в нежном овале лица, окрашенном

постоянным янтарно-смуглым румянцем!

"Судьба!" - подумал Григорий Шелихов и решил жениться.

Но без дедова благословения Наталья Алексеевна выходить замуж не

хотела и знала, что дед ее, суровый беспоповец Никифор Акинфиевич,

никогда не согласится отдать свою внучку за табашника-никонианина.

Однако Григорий Шелихов не задумывался над догматами православия.

Наталья Алексеевна по красоте и капиталу, оставленному ей покойным

мужем, стоила православной поповской обедни, и Гришата улестил старого

Трапезникова стоянием в моленной, истовым слушанием октоихов

кержацкого распева и двуперстным знаменованием.

О приданом же он и не заикнулся и этим окончательно расположил к

себе разоренного "честностью" гордого старика морехода Трапезникова.

Перед смертью, заповедав внучке и зятю долгую согласную жизнь,

старый Трапезников, в обход детей своего давно умершего сына Алексея

Никифоровича, которые тянулись в сидельцы к первогильдейским

сухоземным купцам-торгашам, передал Григорию Ивановичу заветное

наследие: рукодельную на полотняном убрусе* карту плавания на Алеуты и

к американской земле, компас с буссолью - то и другое служило старику

в океанских походах - и небольшую кубышку золотых монет, удержанную в