Григорий Шелихов

За Уралом он совсем отделался от петербургских воспоминаний. Сибирская равнина пестрела бесчисленными, с весны не просохшими озерками, по которым важно бродили журавли в поисках лягушек и вились, блистая на солнце белыми крыльями, чайки. Кибитка, несшая Шелихова, казалась ему судном в море: колыхавшаяся под ветром степная трава расстилалась без конца-края, куда глаз ни глянет, изумрудной морской волной, вспененной на гребнях белыми полосами одуванчиков.

Приближаясь к Иркутску, Шелихов придумал в дороге целую повесть о своем пребывании в Петербурге, сделав для себя назидательный вывод: война идет, и пока не кончится, надо добиваться всего своим хребтом — раскошеливайтесь, господа компанионы, ежели барышей ожидаете!..

4

Шелихов вернулся в Иркутск вместе с нагнавшим его в дороге фельдъегерем и решил использовать обстановку в своих целях.

Иван Ларионович Голиков удовольствовался нашейной медалью и шпагой, с которыми стал появляться на богослужениях в царские дни. Никто из пайщиков ничего не знал об отрицательном отношении государыни к шелиховскому почину в Америке, а тем более к широким замыслам морехода о плавании в Тихом океане.

— С Урала, обнадеживаясь в первопрестольной мягкую рухлядь сбыть и связь покрепче на будущее время установить, махнул в Москву, — объяснил Шелихов пайщикам свое долговременное отсутствие. — А Москва, она слезам не верит, низкую цену давала, я и повернул на Петербург… Доказал там необходимость возобновления Кяхтинского торга и затеи Якобия объяснил…

Иркутянам и в голову не приходило усумниться в словах Шелихова. Ненавистный Якобий на их глазах сдал должность вновь прибывшему генерал-губернатору Пилю и с остатками собственного оркестра по первопутку выехал из Иркутска.

— Умен Григорий Иваныч, — начали шептаться иркутские купцы, — сильную руку в Петербурге нашел, сумел вызволить нас и от «нужной» войны, и от солдатских обысков на Кяхтинском тракте.

Дела и новости, компанейские и семейные, захлестывали Шелихова и не оставляли времени разобраться в причинах петербургской неудачи.

В почте из Америки, принятой Натальей Алексеевной, первым в порядке важности известий лежало письмо Деларова с сообщением об отправлении вверх и вниз по меридиану от Кадьяка двух галиотов на поиски новых земель и островов и о появлении в американских водах инодержавных кораблей — английских, бостонских, испанских.

«Приверженные нам народы не допустили те суда ни до торговли, ни до мены», — дочитал Шелихов сообщение до конца и довольно усмехнулся.

Он не стал откладывать ответа и сейчас же набросал черновик письма Деларову, в котором наряду с множеством хозяйственных распоряжений сдержанно сообщил о своей поездке в Петербург: «Ведомо вам да будет: я и Иван Ларионович Голиков от монархини получили великую милость и обнадежение всем людям компании ожидать милости монаршей».

Потом особо подчеркнул необходимость мер против вторжения на русские земли в Америке иностранцев:

«От иностранцев будьте осторожны: Англия, Пруссия, Швед, Голландия и Турция — российские неприятели, они могут переменить и флаги; а потому и должны вы всех иностранцев опасаться и быть во всяком случае осторожными, наставления храня».

В конце письма Григорий Иванович давал указание:

«Грамоте, пению и арихметике учить более мальчиков старайтесь, чтоб со временем были из них мореходы и добрые матросы; также мастерствам разным учить их надобно, особливо плотничеству. Книг учебных горных, морских и прочих множество к вам пришлю. Кто учится хорошо, тем гостинца пришлю на судне. Затем всем добрым молодцам объяви мое доброжелательство и поклоны…»

Но Шелихов, составляя черновик этого письма, и не подозревал, на каком тонком волоске висела его собственная судьба, если судить по негодующей записи в «Дневнике» Храповицкого, сделанной примерно в это же время:

«Читал донесение Биллингса и описание варварства Шелихова на американских островах, очевидцем коего был некто из его же, Шелихова, команды фельдшер Бритюков. Особо отмечено, как все старались за Шелихова, чтобы доставить ему монополию. Он всех закупил, и если будет таким же образом продолжать свои открытия, то привезут его скованным».

5

Покончив с почтой, Шелихов спустился вниз на семейную половину. Здесь с некоторых пор часто стал появляться присланный в Иркутск не то в ссылку, не то к папаше в гости сын совестного судьи молодой дворянин Николай Петрович Резанов.

Молодой человек держался в Иркутске скромно и замкнуто, ни с кем не знакомился, нигде не бывал и в доме Шелиховых появился случайно, перехватив лошадей, понесших на крутом спуске к Ангаре кибитку, в которой находились Наталья Алексеевна со старшей дочерью. Самоотверженный поступок молодого человека вызвал горячую благодарность Шелиховых, завязалось знакомство, и Резанов стал бывать в их доме. Гостеприимство Натальи Алексеевны, обаятельная внешность и свежая непосредственность ее дочери, равно как и слава имени купца-морехода, способствовали завязке романа.