Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Подробно остановился на «группировках, трениях и склоках» в парторганизациях, «что можно было бы грубо назвать: более молодые против более старых, уездные против городских, партийные против советских, совнархозовцы против профсоюзовцев и наоборот, губпродкомы с совнархозами и прочее. И чем провинциальнее организация, тем более непригодный вид это получает. Причина этого — низкий уровень рядовых членов нашей партии».

«Причина этого, — продолжил Григорий Евсеевич, — низкий уровень рядового члена нашей партии... Нужно, правда, признать, что у нас много безграмотных членов партии... Мы можем за год интенсивной работы добиться того, чтобы у нас культурный уровень членов партии поднялся... Но эти товарищи в силу воспитания, не по нашей и не по их вине, а в силу обстановки находятся в подготовительном классе, если только в подготовительном, а на самом деле положение еще тяжелее».

И предложил единственный, по его мнению, приемлемый выход: «Надо просто закрыть доступ в партию до следующего съезда». То есть на год.

Завершая же доклад, Зиновьев вернулся к тому, о чем уже говорил делегатам съезда. «Наша партия, — повторил он, — есть партия-монополист. В силу того, что она одна на сцене, в силу этого к нам приталкиваются неизбежно некоторые элементы, которые при другой обстановке были бы в других партиях. Да, у нас разнородность. Крестьянская среда дает опасности. Еще большие опасности дают служащие элементы, не трудовые элементы, примазавшиеся к нам... Но есть не только субъективное желание, есть исторические данные, которые убеждают нас, что все это мы преодолеем»³¹⁷.

Хотя доклад Зиновьева об укреплении партии и оказался всего лишь восьмым по счету, но по своему содержанию, по значимости он практически примыкал к двум основным. Дополнял отчеты ЦК: политический — сделанный Лениным, и организационный — Молотовым. Тем помог Григорию Евсеевичу избавиться от ставшего слишком привычным восприятия его лишь как информатора о работе Коминтерна и единожды — докладчиком о задачах профсоюзов. Весьма важных проблемах, но все же не касавшихся непосредственно деятельности партии. Помог ему как члену ПБ подняться на еще одну ступень вверх. Однако следующую ему удалось одолеть лишь через год. А пока предстояло подготовить и провести Четвертый конгресс Коминтерна, приуроченный к пятой годовщине Октября.

Дважды выступая на нем, Зиновьеву пришлось испить чашу неприятных объяснений по поводу неудачи, постигшей делегацию Коминтерна на переговорах с вождями 2 и 2 1/2 Интернационалов о создании единого рабочего фронта. О том, о чем предупреждали некоторые делегаты Третьего конгресса. И Григорий Евсеевич вынужден был публично покаяться. Вспомнить о такой же своей ошибке, сделанной в октябре 1917 года.

«Пять лет назад, — признался он, — мне довелось вместе с некоторыми другими товарищами сделать большую ошибку, которая остается, как я считаю, до сих пор, самую большую ошибку, которую мне пришлось сделать в жизни. Мне в то время не удалось полностью понять международную контрреволюционность меньшевиков. В течение десятка с лишним лет боровшись с меньшевиками, я все-таки, как многие товарищи тогда, в решающую минуту не мог отделаться от мысли, что, может быть, меньшевики и эсеры являются правой фракцией, правым флангом рабочего класса. На деле же они являются “левым”, весьма ловким, бойким и потому особенно опасным флангом международной буржуазии. И мне кажется, потому, товарищи, мы обязаны напомнить всем... об уроках собственной революции»³¹⁸.

Все же даже такое признание не помешало Зиновьеву основную вину за неудачу в создании единого рабочего фронта возложить на вождей 2 и 2 1/2 Интернационалов, обелив тем самым угодничество Радека и Бухарина во время переговоров в Берлине, Ленина — согласившегося, в конце концов, на сделанные теми уступки. Возложить вину и на порочную тактику французской и итальянской компартий, особенно на последнюю. Допустивших поход отрядов фашистов на Рим, результатом которого стало назначение их дуче Муссолини 31 октября 1922 года премьер-министром Италии.

Но Зиновьев не был бы Зиновьевым, если бы не обратил самокритику, а вместе с тем и критику ряда компартий на пользу Коминтерну. «Для нас, — пафосно воскликнул он, — выгодно, что сейчас вся наша борьба будет протекать в простых и ясных рамках — два лагеря, два деления. На одной стороне — Второй интернационал, интернационал Носке (крайне правый социал-демократ, усмиритель восстания в германском флоте в 1918 году, затем военный министр, приобретший известность жестоким подавлением революционного движения в 1919-1920 годах — Ю. Ж. ), интернационал социал-предателей, интернационал преступников против рабочего класса. На другой стороне — наше всемирное братство, наше товарищество рабочих всех стран, называемое Коммунистическим интернационалом».