Нет совершенно иного выбора... Тут две точки зрения: или точка зрения Бухарина, или — точка зрения Ленина... Теперь, когда Владимира Ильича нет и Бухарин хочет свою точку зрения навязать партии, долг каждого из нас, здесь сидящих, тех, кто остается на позиции Владимира Ильича, сказать: а вот Владимир Ильич думал так-то и, по-нашему, он был прав. Если по этому поводу будут кричать о пораженчестве, ликвидаторстве, безверии и так далее, пусть кричат сколько угодно. Не думайте, что можно кого-либо из нашей партии запугать. Бросьте такие мысли, не запугаете никого».
Расправившись, как он полагал, с проблемой госкапитализма, а вместе с нею и с Бухариным, Зиновьев обратился к следующему вопросу, вызывавшему острые разногласия. К еще более значимому, запутанному. Продолжил открытый спор со своими идейными противниками, в том числе и с генсеком. Точнее, с высказанными им в политическом отчете утверждениями.
Второй уклон состоит в раздувании роли кулака и вообще капиталистических элементов в деревне, в панике перед этими элементами, в отрицании того, что союз пролетариата и бедноты с середняком возможен и целесообразен...
Если задать вопрос коммунистам, к чему больше готова партия — к тому, чтобы раздеть кулака, или к тому, чтобы этого не делать,.. думаю, из 100 коммунистов 99 скажут... “Бей кулака! ”... А вот что касается того, чтобы не раскулачивать, а вести более сложную политику изоляции кулака через союз с середняком, то это дело не так легко переваривается. Вот почему я думаю, что в своей борьбе против обоих уклонов партия все же должна сосредоточить огонь на борьбе со вторым уклоном»442
.Говоря так, Сталин, как и все политики, обращавшиеся к положению в деревне, совершил грубую принципиальную ошибку. Рассматривал середняка как более или менее постоянную социально-экономическую группу, между тем, она постоянно, ежегодно менялась. Часть ее, разоряясь, превращалась в бедняков, другая, укрепляя и расширяя свое хозяйство, становились кулаками. Те же ошибки оказались присущими и Зиновьеву с его соратниками, клявшимися в своей верности союзу с середняком.
Лишь столь подчеркнуто противопоставив свои взгляды «кое-кому», то есть генсеку, Зиновьев начал излагать те идеи, которые его, вместе с Каменевым, Крупской, Сокольниковым, заставили воспринимать как одного из лидеров «второго уклона». Правда, говорил-то весьма своеобразно — постоянно подчеркивая свою верность союзу пролетариата и бедняка с середняком. Да еще и напоминая, что так он мыслил и прежде.
Сказал при закрытии 13-го партсъезда в мае 1924 года: «Интерес нашей партии заключается именно в том, чтобы организовать, с одной стороны, батрака и маломощного, а с другой — привлечь на их сторону лучшую часть середняков против кулака». На 21-й ленинградской губпартконференции, в январе 1925 года — «Не нужно бояться того, что середняк будет сытно есть. Если он сыт, это еще не значит, что он кулак. Нужно различать, нужно дифференцировать, как учил Владимир Ильич. Конечно, надо всячески обрезывать кулака, но не задевать при этом подлинного середняка».
Напомнил содержание своего доклада «Итоги 14-й Всесоюзной партконференции и 3-го съезда Советов», изданного брошюрой в мае 1925 года: «Я думаю, что наши постановления относительно земельной аренды и применения наемного труда в земледелии содержат в себе элементы отступления... Оно логически связано с НЭПом в целом. Мы хотим выровнять фронт, между прочим, для того, чтобы лучше обойти противника — кулака». И тут же задался риторическим вопросом: «Удерживаем ли мы подступы, пути к социализму в обстановке преобладания мелкого и мельчайшего крестьянства, в обстановке, из которой мы вырваться не можем? Только так должны мы подойти к нынешним решениям».
Наконец, сообщил Зиновьев и содержание брошюры «Некоторые материалы по спорным вопросам». Хотя и опубликованной «только для членов XIV съезда РКП», но вряд ли дошедшей до каждого делегата. Пересказал статьи Крупской, Каменева, Сокольникова, свою, ведь все они были направлены против опасности, исходящей из усиления кулачества.
Вопросил: «Были ли другие тогда толкования? В том-то