Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

«В результате трехлетней кровавой бойни, — заявил он, — о чем мечтают лучшие люди в разных странах? Они мечтают о возврате к старому положению. Это и есть самый красноречивый обвинительный акт против капиталистов всех стран». Напомнил заодно о манифесте Базельского конгресса Интернационала, который для всех социалистов, в том числе и присутствовавших в зале меньшевиков и эсеров, должен был служить путеводной звездой. «Во-первых, — говорил Зиновьев, — долг всех социалистов стараться добиться возможно скорее закончить войну. Во-вторых, использовать весь кризис, созданный войной, для того чтобы низвергнуть весь капиталистический строй, то есть добиться социализма»³⁸.

Напрасно. Перед Зиновьевым сидели люди, не желавшие его слышать. Вернее, слышать такие слова. Противоречащие их политической позиции. Конечно же, социал-шовинисты, социал-оборонцы — большинство съезда, забыв о марксизме, забыв о том, что означает быть социалистом, отвергли то, к чему их призывал Григорий Евсеевич.

4.

В последний раз Зиновьев поднялся на трибуну Всероссийского съезда Советов для большого выступления 2 июля (19 июня). Тогда, когда началось обсуждение того, что привело к самому серьезному политическому кризису.

Утром того дня Церетели уведомил делегатов о двух действительно важных событиях. С пафосом сообщил о начале наступления Юго-Западного фронта, которым командовал генерал-лейтенант А. Е. Гутор, открывшем, по словам оратора, «новую страницу в истории великой русской революции». Наконец-то, восхищался он, показана несомненная солидарность с действиями союзников. (Церетели не мог даже представить, что всего через две недели наступление захлебнется и перейдет в отступление более чем на 100 км от первоначальных позиций, приведет к потерям, превысившим 150 тысяч человек. ) И с резким осуждением сообщил о происшедшем накануне ночью на даче Дурново.

... Дача Дурново строилась в конце XVIII века как загородный дворец, но в начале XX века оказалась на фабричной окраине столицы, окруженная заводами «Промет», «Розенкранц» и «Феникс». Принадлежала П. Н. Дурново, министру внутренних дел в кабинете С. Ю. Витте, а затем члену Государственного совета. В марте 1917 года была национализирована и занята профсоюзами, организациями анархистов-коммунистов и эсеров-максималистов.

Временное правительство 20 июня потребовало освободить здание, как занятое незаконно. В ответ анархисты вывели на улицы рабочих окрестных заводов. Большевик — агитатор Выборгского района столицы, М. И. Лацис записал: «Это — демонстрация протеста против выселения анархистов и рабочих... Но ясно чувствовалось, что это не основная причина, что это только лишний случай, снова возбуждающий растущее недоверие масс против нового режима буржуазии»³⁹.

Настроение рабочих оказалось столь решительным, что ЦК, Петроградский комитет большевиков, представители райкомов, общегородского фабрично-заводского комитета, профсоюзов, воинских частей вынуждены были 21 (18) июня провести срочное совещание, высказавшееся «за неизбежность демонстрации и за необходимость направить движение в русло мирной и организованной манифестации против контрреволюции»⁴⁰.

На следующий день Съезд Советов призвал рабочих не выходить на демонстрацию и запретил на три дня все такого рода мероприятия. Предложившие именно такое решение Дан и Церетели наверняка вспомнили выступление Ленина о готовности его партии взять власть в свои руки. И назвали призыв большевиков выйти на улицы Петрограда «заговором с целью захвата власти».

24 (11) июня на экстренном заседании Петроградского комитета Ленин сообщил, что накануне ЦК в силу сложившихся обстоятельств отменил намеченную демонстрацию. А выступивший вслед за ним Зиновьев рассказал о том, что же происходило на том самом заседании.

«Около 8 часов вечера в пятницу собрались сюда (в особняк Кшесинской — Ю. Ж. ) несколько членов ЦК, ПК и военной организации. Мы уже тогда знали, что съезд протестует против нашей демонстрации. Я голосовал за демонстрацию. Вернувшись во фракцию, мы застали там уже вполне определившуюся картину положения. Вся наша фракция была единогласно против демонстрации. Я сдался последним. Нам дали один час для решения. Мы бросились сюда, думая застать здесь перманентное дежурство членов ЦК, но ошиблись и должны были решить вопрос самостоятельно. Нас было пять человек. Из них трое высказались за отмену, двое воздержались от голосования.

Если бы даже не случилось того, что было вчера, то и тогда мы не проиграли тем, что отменили нашу демонстрацию. Вчера за нас демонстрировал Чхеидзе. Это была лучшая демонстрация. Мы боялись, что отменой демонстрации