Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

подорвем свой авторитет. Они сами рассказывали, какой отпор, например, получил Чхеидзе в Пулеметном полку. Можно быть уверенным, что наша организация будет расти. Речь Церетели историческая. Дан внес своей резолюцией дух фракционной склоки, заимствованной из “Рабочей газеты” (орган меньшевиков — Ю. Ж. ), его резолюция фракционна. Церетели явился из других сфер и принес с собой программу капиталистов. Своей речью Церетели рвет со всем своим прошлым. Какой может быть вывод из его речи? В лучшем случае он закроет “Правду”, арестует всех нас. Но он хочет разоружать, расформировывать полки, может быть, он пошлет их на фронт — но ведь это значит попасть из огня да в полымя, рассеивать революционный огонь по всей России.

Как отличить при обезоруживании рабочего социалиста-революционера или меньшевика от рабочего-большевика? Расформирование и обезоруживание надо провести по всей России. Сегодня мы стоим перед совершенно новой обстановкой. Когда в четверг (21 июня — Ю. Ж. ) мы в количестве 150 человек рассуждали о “мирной демонстрации”, мы не думали, что наша демонстрация будет так чревата событиями. Если вы думали, что демонстрацию не надо было отменять, то вы убедитесь в этом разыгравшимися событиями. Вчера мы (шли) ощупью, сегодня положение ясно. Сегодня всякий поймет, из-за чего идет борьба, которая вовлечет в свои ряды не только одних большевиков.

Отменой нашей демонстрации мы надломили коалиционное министерство. Церетели сказал: “У тех людей, которые не умеют держать в своих руках оружие, надо это оружие отнять”. Возможно, что ему придется отречься от своих слов, но возможно и то, что это дело решенное. Нам надо быть готовыми к худшему. Надо к этому подготовить заводы, надо призывать к спокойствию. Мы, фракция, оставляем заявление съезду, где говорим, что не участвуем в тех заседаниях, где изыскивают способы, как объявить нас врагами революции. Первый выстрел из наших рядов будет играть на их пользу. Наша задача — не дать им повода к “провокационным шагам”. Все честное в русской революции на нашей стороне. Отношение многих провинциалов к речи Церетели таково: “Он объявляет гражданскую войну”. Если петербургский комитет хочет вынести порицание Центральному комитету, то это, конечно, его право, но если бы вы все были с нами там, на съезде (Советов — Ю. Ж. ), то вы голосовали бы вместе с ЦК».

Добавил, отвечая на многочисленные вопросы: «Конечно, члены Исполнительной комиссии (избранной съездом — Ю. Ж. ) исполнили свой партийный долг... Во фракции междурайонцев, в которой десять человек, замечалось колебание, тов. Троцкий был за демонстрацию, большинство было солидарно с нами. Речь тов. Луначарского, в которой он выступил против нас, понравилась съезду, и он был избран в комиссию, которой поручалось выработать против нас резолюцию. Но когда Луначарский увидел, как обстоит дело, он вышел из этой комиссии. Подпись фракции объединенных социал-демократов под воззванием Совета есть политическая нестойкость.

У нас не было с Междурайонной организацией предварительного соглашения по вопросу демонстрации, и это было общей ошибкой и ЦК, и ПК. С нашей фракцией дело обстояло так: она обижалась, что петербургская организация не посоветовалась с ними по такому важному вопросу. Фракцией было заявлено единодушное требование отменить демонстрацию, которому ЦК и уступил. Сообщений частных или личных у нас не было. Дело шло в президиуме съезда. Гегечкори дал честное слово и ссылался на Чхеидзе как свидетеля, что ему достоверно известно о контрреволюционных выступлениях, приуроченных к нашей демонстрации, указал на генерала, которого метят в диктаторы и который опирается на иностранного контрреволюционера, уверял, что под Питером стоят спрятанные казачьи полки. Либер и Гоц из самых достоверных источников уверяли, что организованные черносотенцы решили войти в наши ряды, чтобы потом направить оружие против нас. Мы просили указать источники их сведений, они отказались, потому что дело находится в стадии контрразведки — она поставлена у них весьма недурно: за каждым из нас устроена такая контрразведка. Они сказали: важно то, что мы на официальном собрании заявляем вам о том, что нам известно, а вы можете с этим считаться или нет...

Мы заявили: из того, что вы нам заявили, как раз и вытекает, что демонстрация необходима, демонстрацию подсказал верный инстинкт рабочих. Почему вы не боретесь с контрреволюцией? Вы политически запутались. Мы требовали срока, на какой они нам запрещают демонстрацию. Они сначала не соглашались, потом определили в три дня. Теперь они хотят пойти дальше и запретить нам всякую демонстрацию»⁴¹.

После жарких и долгих прений Зиновьев понял: ему надо выступать снова. «Тов. Томский (член Петроградского комитета — Ю. Ж. )., — сказал он, — на вчерашнем заседании, в пятницу, заявил, что у партии в связи с демонстрацией два выхода: или ее убьют, или она сама себя убьет, и находит, что лучше пусть убьют. Такие речи не настраивали на демонстративный лад. Почему не выбрать третий путь?