Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Пока Зиновьев предавался самобичеванию, в Москве 1 июня 1936 года открылся очередной пленум ЦК ВКП(б). Перед началом первого заседания все его участники получили окончательный вариант проекта новой конституции. Той самой, которую никак не могли принять не только троцкисты и зиновьевцы, но и «правые». Словом, значительная часть думающих, оценивавших каждый партийный документ большевиков, включая и исключенных, не прошедших чистки. Все те, от имени которых еще в 1929 году писал Карл Радек:

«Самый важный вывод, который мы делаем из политики ЦК партии, заключается в том, что эта политика неизбежно ведет к скату от диктатуры пролетариата и ленинского пути к термидорианскому перерождению власти и ее политики и к сдаче без боя завоеваний Октябрьской революции»⁷²¹.

Так считали большевики-ортодоксы, желавшие принимать решения не в соответствии с менявшейся обстановкой, а по работам Ленина, написанным почти полтора десятилетия назад. Тогда, когда и страна, и мир были совершенно иными. Когда партия только начала крутой поворот, приступив к индустриализации и коллективизации. Более того, гораздо раньше, в сентябре 1928 года, практически то же, что и Радек, выразила, закрепила и «Программа Коммунистического интернационала», принятая VI конгрессом в редакции, предложенной Бухариным: «Государство советского типа, являясь высшей формой демократии, а именно пролетарской демократией, резко противостоит буржуазной демократии, представляющей собой замаскированную форму буржуазной диктатуры»⁷²².

Проект новой конституции лишал призрачных прав не только пролетариат: согласно статьям 9-й и 10-й основного закона 1924 года верховный орган власти — съезд Советов СССР составлялся «из представителей городских советов и советов городских поселений по расчету 1 депутат на 25 000 избирателей, и представителей сельских советов по расчету 1 депутат на 125 000 жителей»⁷²³. Таким нескрываемым неравенством закреплялся классовый характер политического строя — диктатура пролетариата, его правовые преимущества и руководящая роль по отношению к крестьянству. Теперь же, согласно проекту, представленному на пленуме Сталиным, такая форма ликвидировалась предельно просто — уравнением избирательных прав всех категорий населения. Можно ли было одобрить такое?

Лишались своих неофициальных прав — влиять на формирование высшего органа власти, да и не только его, первые секретари крайкомов и обкомов, то есть те самые члены ЦК, и собравшиеся на пленум, прежде автоматически обеспечивавшие себе не только депутатство на съезде Советов СССР, но и столь же непременное вхождение в состав его органа, действовавшего между съездами — в ЦИК СССР. И все это на основании того, о чем говорил Сталин: право выставления кандидатов «закрепляется за общественными организациями и обществами трудящихся», почему выборы станут «хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти».

Такие нововведения требовали утверждения, прежде всего, пленумом. И еще, конечно, что упоминание о ВКП(б) будет в конституции только раз, да и то в статье 126-й (! ) главы 10-й — «Основные права и обязанности граждан». И все же поддержку такой реформы Сталин получил. В немалой степени благодаря весьма мягкому отношению к возможным репрессиям.

Выступая 2 июня по третьему пункту повестки дня — «О ходе обмена партийных документов», генсек вступил в открытую полемику с докладчиком — секретарем ЦК и одновременно председателем Комиссии партийного контроля Н. И. Ежовым.

«Ежов: При проверке партдокументов мы исключили свыше 200 тысяч коммунистов.

Сталин: Очень много... Если исключить 30 тысяч, а 600 бывших троцкистов и зиновьевцев тоже исключить, больше выиграли бы»⁷²⁴.

А в коротком выступлении при прениях по докладу подчеркнуто добавил: «Если партия, стоящая у власти, имеющая все возможности политически просветить своих членов партии, поднять их духовно, привить им культуру, сделать их марксистами, если такая партия, имея все эти огромные возможности, вынуждена исключить 200 тысяч человек, то это значит, что мы с вами плохие руководители»⁷²⁵.

Пленум единогласно одобрил и доклад Сталина по проекту новой конституции, и его отношение к выступлению Ежова. Но так положение выглядело лишь при голосовании членов ЦК. Истинное восприятие нового курса генсека открыто выразили, но несколько позже завершения работы пленума, только двое: первые секретари Закавказского крайкома Л. П. Берия и Сталинградского — И. М. Варейкис.

Первый из них откровенно написал в статье, опубликованной в «Правде»: «Нет сомнения, что попытки использовать новую конституцию в своих контрреволюционных целях будут делать и все заядлые враги советской власти, в первую очередь из числа разгромленных групп троцкистов и зиновьевцев»⁷²⁶.

Подчеркнуто уклонились от выражения своего мнения, публикуя после окончания пленума свои статьи в «Правде», первые секретари ЦК компартий Белоруссии — Н. Ф. Гикало, Армении — А. Г. Ханджян, секретари обкомов Московского — Н. С. Хрущев, Винницкого — В. И. Чернявский, Донецкого — С. А. Саркисов.