Читаем Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции полностью

Однако вскоре последовало далекое от истины и логики возражение Рыкова: «Тов. Зиновьев сказал, что он не подает в отставку. Это значит, что вопреки мнению Ленинградского губкома и фракции Ленинградского совета он хочет, чтобы мы постановлением Политбюро оставили его председателем Ленинградского совета». Видимо, глава правительства ожидал униженного оправдания Зиновьева, его слезных просьб. Но добился иного.

Григорий Евсеевич только теперь вступил в полемику.

«Здесь тов. Рыков, — заявил он, — говорил о “предложении Зиновьева”. Такого предложения нет. Здесь тот же оратор говорил, что т. Зиновьев “хочет, чтобы его оставили”. Хочет, чтобы Политбюро провело его председателем Ленинградского совета… Я хорошо знаю, что как раз большинство Политбюро и подготовило мое снятие… Чего хочет Зиновьев? Он хочет только политической ясности. Если вы отправляете несколько тысяч питерских рабочих-коммунаров (коммунистов — Ю. Ж.) на биржу труда, потрудитесь сами и снять Зиновьева».

Все же Сталин попытался вернуть инициативу. Правда, в полемике почему-то сослался не на Зиновьева, а на Емельянова. Он, привычно возразил генсек, «изображает дело так, что не губком, а Политбюро снимает т. Зиновьева с поста председателя совета. Это неверно, это не соответствует действительности… Если ленинградская организация освободилась от ошибок оппозиции, если ей удалось отмежеваться от ошибок тов. Зиновьева и других, то это не удар по ленинградской организации, а удар по тем, которые хотят нанести удар по нашей партии».

И все же более значимая проблема — работа Зиновьева в ИККИ — выплыла наружу, чему в немалой степени способствовал сам Сталин. «Я не знаю ни одной партии в Коминтерне, — лицемерно указал генсек, — которая ставила бы вопрос о снятии Зиновьева. Поэтому тов. Зиновьев может оставаться председателем ИККИ». Ему парировал Каменев: «Если бы приняли отставку Зиновьева на первом заседании пленума ЦК (1 января 1926 года — Ю. Ж.) и сказали, что он действительно не может оставаться председателем Коминтерна, тогда бы не было двусмысленного положения ни в Коминтерне, ни в Ленинграде».

Мысль Каменева подхватил Зиновьев. «Тов. Сталин, — отметил он иронично, — очень заботливо здесь говорил о том, в какое неловкое положение я попаду, если сам не подам в отставку. Я советовался об этом с друзьями… Но все пришли к другому выводу. Решили, что нет, не надо подавать в отставку. Пусть делают оргвыводы. Пусть снимают открыто. Это будет хорошим уроком для партии». А потом добавил то, что счел наиважнейшим — оценку прошедшей дискуссии. «Вы, — пророчески заявил он участникам заседания, — попытались создать теперь такое положение, при котором ни на одном из съездов ни один делегат не решится сказать слово “нет”. Он всегда будет говорить “да”. К этому ведет разгром ленинградской оппозиции».

Зиновьев добился своего. Впрочем, как и Сталин. ПБ пришлось сделать оргвыводы. Пока — только по советской должности. Решило: «Не возражать против постановления пленума ленинградского губкома о замене тов. Зиновьева тов. Комаровым на посту председателя Ленинградского совета»463.

2.

Только и всего? Отнюдь. Вскоре оказалось, что заседание ПБ, состоявшееся 18 марта, и его решение — лишь прелюдия. Первая ступень на иерархической лестнице, поведшая Зиновьева вниз. О приближении неизбежной второй стало понятно через три недели. На очередном пленуме ЦК, начавшем работу 6 апреля и обсуждавшем куда более важный вопрос, нежели судьба Зиновьева, — доклад Рыкова «Хозяйственное положение и хозяйственная политика».

Участникам пленума загодя раздали не только проект резолюции, одобренный комиссией ПБ, но и поправки к нему, сделанные Троцким и Каменевым. Благодаря тому члены ЦК могли заранее сделать собственный вывод о том, кто прав, до начала прений. Определиться: они за индустриализацию, к тому же форсированную, или против.

Проект не выглядел серьезным, взвешенным. Предлагал: «Развитие индустрии и вообще индустриализация страны явится той решающей задачей, успешное разрешение которой определяет дальнейший рост всего хозяйства в целом на пути к победе социализма». Источниками финансирования ее должны стать «накопления внутри страны», «режим бережливости, экономии», «увеличение притока свободных средств населения», под которым подразумевались нэпманы города и зажиточные крестьяне.

Обращался проект и к причинам, породившим острейший кризис, названный почему-то «объективными хозяйственными трудностями». Объясняемыми тем, что их обострили неудачи в плановом руководстве хозяйством, выразившимися в «преувеличении хлебозаготовительных, экспортно-импортных, валютных и кредитных планов».

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное