Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

«Мы возвращались из ссылки (в 1929 году — Ю. Ж.), — сказал герой гражданской войны, — с определенной целью: ведения дальнейшей борьбы, хотя для многих из нас было очевидно, что та платформа, которая была составлена в прежний период — в 1925–1927 годах, была опрокинута правильностью генеральной линии партии. Мы остались беспочвенными, мы представляли собой политически выпотрошенную, разгромленную организацию…

В это время Смирнов ездил в Германию и привез от Троцкого директиву, потребовавшую переходить к более острым вопросам борьбы, и он прямо поставил вопрос о терроре. То есть до тех пор, пока мы не убрали Сталина, мы не вернемся к власти. Это было в 1931 году… На меня была возложена задача организовать тергруппу. То есть отобрать надежных людей. Вместе со мной это дело было поручено и Дрейцеру.

В 1932 году… Смирнов поставил перед нами вопрос о необходимости объединения с зиновьевцами. Эту задачу он сформулировал таким образом, что наших сил слишком мало, задачи, поставленные перед нами, слишком тяжелые и ответственные, а потому необходимо объединить все разбитые порознь группы…

В том же 1932 году во второй половине лета Смирнов направил письмо Троцкому с Гольцманом, где информировал его о состоянии нашей страны, нашей организации и поставил перед ним вопрос об объединении нашей организации с зиновьевцами. Осенью 1932 года, кажется, Гавеном (в 1920-м председатель Крымского ревкома, в 1921-1924-м — председатель ЦИК Крыма — Ю. Ж.) было привезено письмо от Троцкого, в котором он одобрил наше решение объединиться, но указывал, что это объединение должно быть на той самой базе, то есть на базе террора, если согласится эта (зиновьевская — Ю. Ж.) группа, и подтвердил, что необходимо убить Сталина, Ворошилова и Кирова»⁷⁴⁹.

И как бы мимоходом Мрачковский сообщил, но со слов Дрейцера, о создании московского центра, включившего Рейнгольда, Пикеля и Дрейцера, террористических групп в МОГЭСе, на авиационном заводе в Кунцево, обувной фабрике «Парижская коммуна»⁷⁵⁰. Но особенно удался Мрачковскому красочный рассказ о получении им в Петропавловске от Эстермана некоего пакета.

«Я тут же, при Эстермане, — показал Мрачковский, — его разорвал (распечатал — Ю. Ж.). Оказалось, что на оборотной стороне какого-то иностранного журнала или книги какой-то немецкой химическим способом было написано письмо Троцкого. Обращение примерно такого порядка: “Дорогой друг, на сегодняшяий день стоит перед нами — я дословно не могу передать сейчас — задача убить Сталина и Ворошилова. На случай войны надо занять пораженческую позицию и воспользоваться замешательством. Необходимо организовать ячейки в Красной армии”. Подписано “Старик”.

Я знаю хорошо руку Троцкого. Ни в какой степени ничто на меня не навело сомнения, что это письмо от Троцкого»⁷⁵¹.

Такие показания Мрачковского при перекрестном допросе подтвердил не только Гольдман, Рейнгольд, но и Зиновьев. Григорий Евсеевич с готовностью заявил, что объединенный центр действительно существовал с 1932 по 1934 год, а главной его задачей являлась подготовка к террористической деятельности.

«Вышинский: В этом центре были вы, Каменев, Смирнов, Мрачковский, Тер-Ваганян?

Зиновьев: Да.

Вышинский: Значит, вы организовали убийство Кирова?

Зиновьев: Да»⁷⁵².

Как именно Зиновьев организовывал убийство в Смольном, Вышинского не заинтересовало — это всего лишь «детали».

Только Смирнов проявил строптивость. Категорически отверг показания Мрачковского о своей беседе с Троцким и получение от того каких-либо директив. Сказал, что в Германии виделся не с Троцким, а с его сыном Седовым, который и заявил ему, что «средством борьбы могут являться террористические акты». Но это было мнение только Седова⁷⁵³. Заодно опротестовал и заявление Зиновьева о том, что центр организовал убийство Кирова⁷⁵⁴.

В зале заседания суда очень долго, почти до конца вечернего заседания, царила рутина. Скучно и однообразно Вышинский задавал однообразные вопросы, не раз переспрашивал подсудимых лишь для того, чтобы снова и снова подтвердить существование объединенного центра и его террористическую направленность. Только в конце первого дня заседания допрос Рейнгольда оживил обстановку, привнес много нового, заслуживавшего самого пристального внимания. Вроде бы не кривя душой тот объяснял:

«Я помню встречу с Зиновьевым в 1931 году в Ильинском, когда Зиновьев, подводя итоги тому, к чему пришли зиновьевцы после своей капитуляции в 1932 году, прямо говорил, что все-таки надо пожалеть, что с Троцким разошлись. Надо было продолжить борьбу со ставкой на то, что в результате хозяйственного кризиса дело (пятилетка — Ю. Ж.) провалится и руководство партии вынуждено будет привлечь Каменева и Зиновьева к власти, и что это ожидание не осуществилось.