Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

24 августа он спокойно выслушал приговор. На основании статей Уголовного кодекса РСФСР 19-й: «Покушение на какое-либо преступление, а равно и приготовительные к преступлению действия, выражающиеся в приискании или в приспособлении орудий, средств и сознании условий преступления, преследуются также, как совершенное преступление… В случае, если преступление не было совершено по добровольному отказу лица, намеревавшегося совершить это преступление, от его совершения, суд устанавливает соответствующую меру социальной защиты за те действия, которые фактически были совершены покушавшимся или приготовлявшимся».

58-8: «Совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций и участие в выполнении таких актов хотя бы и лицами, не принадлежащими к контрреволюционной организации, влекут за собой меры социальной защиты…»

58-11: «Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, а равно участие в организации, образованной для подготовки или совершения одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой, влекут за собой меры социальной защиты…»

24 августа Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила всех шестнадцать подсудимых, включая Зиновьева, «к высшей мере наказания — расстрелу, с конфискацией всего лично принадлежащего имущества».

На следующий день, 25 августа, приговор был приведен в исполнение.

Реакция и на процесс, и на приговор и в СССР, и за рубежом оказалась на удивление схожей. Советские газеты поспешили опубликовать статьи, заголовки для которых, да и содержание брали из речи Вышинского. Западная пресса также одобрила приговор, правда, на собственный лад.

Так, Уинстон Черчилль в комментарии от 4 сентября 1936 года для газеты «Ивнинг стандарт», с которой он в то время сотрудничал, писал:

«В чем смысл и последствия тяжелой сцены казней в Москве?.. Если когда-либо отсутствие человеческих слез в подобном случае было оправдано, так это по отношению к старой большевистской гвардии. Тут были отцы российской коммунистической революции, архитекторы логично выстроенной Утопии, которая, как нас уверяли, должна была стать устройством всего мира; пионеры прогресса “левых”; люди, чьи имена и преступления стали притчей во языцех для всего мира. Все они приведены к смерти товарищей Сталиным, генеральным секретарем их партии.

Я сказал “все”? Нет, все, кроме одного. Троцкий все еще живет, смущая добронравных норвежцев, а вдова Ленина посылает ему сигналы отчаяния, которые слабо различимы в российских сумерках. Ушли герои британской Социалистической партии (лейбористской — Ю. Ж.): Каменев, создатель англо-советского торгового соглашения; Зиновьев, автор знаменитого письма перед парламентскими выборами, расстрелян в клочья советскими винтовками. Томский, получивший золотые часы от Конгресса британских тред-юнионов, вышибет себе мозги выстрелом, чтобы избежать приговора. Что это значит? Что это предвещает?

Многие люди, которые не были шокированы долгожданным возмездием этим злодеям, безмятежно посылавших на смерть бесчисленные тысячи людей, тем не менее испытывают отвращение к судебному фарсу. Его механизм позволяет пролить свет на таинственную природу коммунистического государства. Мы видим отдельные проблески того, что было нам неизвестно. На какие-то мгновения мы ощущаем то, что было за пределами нашего размышления. Прежде всего, поражает ненормальное поведение подсудимых. Они все признают свою вину. Они рассуждают о грандиозности своих преступлений. Они приветствуют справедливое наказание. Каждый в свою очередь повторяет слова, которые были вложены в их уста с помощью методов, которые мы не в состоянии разгадать. Конечно, напрашивается объяснение, что им была обещана жизнь за цену своего унижения, а затем они были обмануты и лишены этой награды. Странное дело, но такая сделка произвела бы хорошее впечатление за пределами России. Мы видим, что существует пропасть в психологии между коммунистическим и остальным миром…

Каковы последствия этой резни для России как военного фактора в равновесии сил в Европе? Нет сомнения в том, что Россия решительно отвернулась от коммунизма (выделено мной — Ю. Ж. ). Состоялся сдвиг вправо. Тема мировой революции, которая лежала в основе троцкизма, треснула, если не разрушена вообще. Русский национализм и империализм без короны проявляет себя более грубо,

но и более весомо. Возможно, что было бы лучше, если бы Россия в старом обличии личного деспотизма открывала больше точек соприкосновения с Западом, чем с проповедниками Третьего интернационала. Во всяком случае, Россию теперь легче понять (выделено мной — Ю. Ж. ). Это обстоятельство имеет меньшее значение для мировой пропаганды, но значительно большее для самосохранения общества, боящегося острого германского меча»⁷⁶³.