Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Поезд отошел от перрона цюрихского вокзала 9 апреля в 15 часов 10 минут. Через трое суток, 12 апреля, он прибыл на последнюю немецкую станцию Зассниц на острове Рюген. Оттуда, уже без сопровождения немецких офицеров, политэмигранты последовали на пароме «Дротинниг Виктория» в шведский Треллеборг. (Наблюдательный Платтен заметил: «Из 32 путешественников не страдали от качки только 5 человек, в том числе Ленин, Зиновьев и Радек»¹⁹). 13 апреля, опять же по железной дороге, доехали до Стокгольма, а оттуда 15 апреля — в портовый Хапаранд. Затем на санях перебрались через скованный льдом Ботнический залив и оказались почти дома — в финском Борнео. Снова поезд, и вот они 16 апреля в девять часов вечера пересекли таможенную границу — в Белоострове, а спустя два часа поезд подошел к перрону Финляндского вокзала столицы.

Лидер кадетов П. Н. Милюков, только что ставший во Временном правительстве министром иностранных дел, приехавший на вокзал, чтобы встретить министра вооружений Франции А. Тома, вспоминал о прибытии из Торнео поезда восторженно, даже пафосно: «Я хорошо запомнил этот момент. Вокзал был расцвечен красными флагами. Огромная толпа заполняла двор и платформу: это были многотысячные делегации, пришедшие встречать — кого? Увы, не французского министра. С тем же поездом возвращались из Швейцарии, Франции, Англии несколько десятков русских изгнанников, для них готовились овации. Мы едва протиснулись на дебаркадер и не без труда нашли Тома с его свитой. Хотя овации относились не к нему, он пришел в восторженное настроение.

— Вот революция во всем ее величии, во всей красоте, — передал Палеолог его восклицание»²⁰.

Написанное Милюковым — только пересказ слов из дневника М. Палеолога, посла Франции, жившего в Петрограде с июня 1914 года.

«С того же поезда, — записал посол, — сходят человек двадцать известных изгнанников, прибывших из Франции, Англии, Швейцарии. Вокзал поэтому убран красными знаменами… Лишь только показался поезд, разражается буря приветствий… Милюков, Терещенко и Коновалов (министры финансов, торговли и промышленности — Ю. Ж.) пришли со мной встречать французскую миссию. После официальных приветственных речей я веду Альбера Тома к своему экипажу среди всеобщих оваций. Это зрелище, столь непогожее на то, что он видел в 1916 году (во время первого приезда в Петроград — Ю. Ж. ), приводит в волнение его революционные фибры. Он обводит все вокруг сверкающими глазами. Несколько раз говорит мне:

— Да, это революция во всем ее величии, во всей ее красоте»²¹.

Зиновьев о том же вспоминал спокойно, без эмоций: «Вокзал и прилегающая площадь залиты огнями прожекторов. На перроне длинная цепь почетного караула всех родов оружия. Вокзал, площадь и прилегающие улицы запружены десятками тысяч рабочих, восторженно встречающих своего вождя…

В так называемой императорской комнате В. И ждет “сам” Чхеидзе (меньшевик, первый председатель Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов — Ю. Ж. ) во главе целой делегации Совета… Через час мы все во дворце Кшесинской, где собралась почти вся большевистская партия. До утра пылкие речи товарищей, которым в конце отвечает В. И. Рано утром, чуть брезжит свет, мы расходимся, с наслаждением вдыхая воздух родного Петербурга»²².

2.

Возвратившиеся из Швейцарии Ленин и Зиновьев (по крайней мере, они) ушли из дворца Кшесинской не для отдыха. Уже 17 апреля «Правда» и «Известия» публикуют их совместную статью «Как мы доехали. Сообщение, сделанное Исполнительному комитету тт. Лениным и Зиновьевым по поручению товарищей, прибывших из Швейцарии»²³. Слишком уж много слухов, кривотолков и просто лжи распространяла буржуазная пресса по столице, по стране о более чем необычном переезде через Германию, с которой Россия вела войну. «А не прислали ли их немцы в “пломбированном вагоне” нарочно, чтобы принудить страну к капитуляции?» — шептали обыватели. Вот и требовалось срочно рассказать правду о возвращении.

Исполком Петросовета, выслушав объяснения Ленина и Зиновьева, признали правоту их действий. И дали тем самым «зеленый свет» следующим вагонам с политэмигрантами, отправившимся на родину также через Германию.

Все же для Зиновьева такие объяснения не стали главными. Наиважнейшим оказалось иное — агитация и пропаганда. После многих лет эмиграции сколь сладостно было для него обращаться напрямую к русскому читателю. К рабочим, солдатам. И с 18 апреля Григорий Евсеевич не только член редколлегии «Правды». Чуть ли не ежедневно газета публикует его материалы. Нет, не пространные статьи. Короткие, в 2–3 машинописные страницы, комментарии на злобу дня.

Своеобразной прелюдией стала опубликованная «Правдой» еще 14 апреля статья «Союзники и “союзники”», присланная Зиновьевым по почте из Берна. В ней автор поведал читателям об отношении стран Антанты к отречению Николая II, которое, по их мнению, и позволит Временному правительству, министрам, военному — Гучкову, иностранных дел — Милюкову, продолжить войну до победного конца. За этой статьей последовали другие.