Гримстоун (ЛП)

Если моему соседу приходится быть великолепным и угрожающим, я бы хотел, чтобы он был либо тем, либо другим, а не тем и другим одновременно, потому что это ломает мне голову.

Я пытаюсь успокоиться:

— Слушай, я думаю, мы не с того начали. Блэклиф достался мне в наследство от дяди Эрни. Он умер в прошлом году…

— Я знаю, — прерывает Дейн, становясь холоднее, чем когда-либо. — Я был его врачом.

Я не могу представить этого человека врачом. Возможно, гробовщиком.

— Я этого не знала.

— Я не удивлен, — его губы кривятся. — Ты так и не приехала.

Это разжигает мой пыл. Этот придирчивый ублюдок ничего не знает о последних десяти годах моей жизни.

Красный шум, словно рой разъяренных шершней, жужжит в моих ушах. Все болезненные моменты, все, что мне приходилось делать, мои стрессы, мои страхи — они нарастают и не отпускают меня никогда…

Мои руки сжимаются в кулаки. Дейн удивленно опускает глаза, словно ему не терпится увидеть, как я теряю самообладание.

Не надо!

Я слышу это как шепот — мое лучшее «Я».

Если я сорвусь, это послужит ему отличным предлогом не пускать меня в дом.

Но если я буду сохранять спокойствие, он должен быть благоразумен. Он должен — до тех пор, пока я остаюсь спокойной.

Будь спокойна, малышка, будь спокойна…

— Эрни оставил Блэклиф мне, — повторяю я. — И я собираюсь его отремонтировать. Так что мне придется ездить по этому пути. На самом деле, часто.

— Этого не произойдет.

Этого достаточно, чтобы я потеряла свою слабую дипломатическую хватку.

— Почему, черт возьми, нет? Серьезно? Почему тебя это вообще волнует?

— Я не хочу, чтобы сюда приезжали бригады людей, чтобы ты могла превратить этот дом в какое-нибудь модернизированное чудовище и продать его за доллар.

— Здесь не будет бригад, буду только я! И, может быть, электрик, — признаюсь я.

Это заставляет его задуматься. Он снова оглядывает меня с ног до головы, задерживая взгляд на дыре на моей рубашке.

— Ты собираешься провести весь ремонт самостоятельно?

Недоверие, к которому я привыкла. Я 5 футов 4 дюйма, у меня фиолетовые волосы и пирсинг, и хотя я выгляжу не так молодо, как Джуд, я точно не кричу «ответственный взрослый». Хотя именно такой я и была дольше, чем большинство людей.

— Да, я собираюсь сделать это сама. Потому что я чертовски эффектно обращаюсь с электроинструментами.

Это вызывает у него подобие улыбки. Зубов не видно, но они лучше, чем те, что были раньше — с небольшим отрывом.

— Поздравляю, — говорит он. — Мне по-прежнему насрать.

— Пожалуйста! — я действительно в отчаянии. Нам нужна эта чертова дорога. — Что мой дядя дал тебе в качестве компенсации?

— Десять тысяч в год.

Он произносит это спокойно и буднично, как будто такие деньги для него ничего не значат. Скорее всего, это не так.

Или он лжет. Как я могу это выяснить?

Он не лжет. Это как раз моя удача.

Мое тело словно из свинца.

— У меня нет десяти тысяч.

Дейн, как всегда, не дает мне покоя.

— Тогда как ты собираешься отремонтировать дом?

— Мне нужен каждый пенни, который у меня есть, и этого все равно не хватит. Пожалуйста, здесь только я и мой брат. Я умоляю тебя! Нам это нужно.

Я жалкая, но мне все равно. Я встану на колени, если понадобится — у меня нет гордости, когда дело касается Джуда.

Дейну, похоже, это понравилось бы. На самом деле, я, черт возьми, знаю, что он получает от этого удовольствие. Иначе зачем он натягивал эту цепь и смотрел, как я ее развязываю, прежде чем что-то сказать? Почему он стоит там, засунув руки в карманы, как будто ему хотелось бы заниматься этим весь день?

Потому что он бы так и сделал.

Посмотрите на него, он наслаждается этим…

Не взывайте к его лучшим качествам, у него, вероятно, их нет.

Будьте умнее.

Предложи ему то, чего он на самом деле хочет…

Это худшая часть моих слов, но на этот раз я думаю, что это правильно.

Мы с Джудом поставили на кон все, что у нас есть, и я должна сделать так, чтобы это сработало. Все, что нужно.

— У меня нет десяти тысяч, но должно же быть что-то, что я могу сделать, чтобы заплатить тебе на твоей территории? Я не просто занимаюсь ремонтом дома. Я могу подстричь траву, вывезти мусор, я могу сделать все, что угодно...

Я намеренно перечисляю унизительные задания, потому что чувствую, что именно это больше всего понравится этому ублюдку-садисту. Ему нравится держать это у меня над головой.

И он не торопится с выводами, его взгляд скользит по моему лицу, телу, капелькам пота на губе, дыре на рубашке… Я не могу понять, испытывает ли он ко мне отвращение или хочет меня съесть.

— Хорошо, — говорит он так резко, что я подпрыгиваю. Это тоже заставляет его улыбнуться.

— Так... я могу пользоваться дорогой?

— Каждый чертов день.

— И... что я должна делать?

Эта улыбка самая ужасная из всех, потому что она самая искренняя.

— Ты сделаешь все, что я попрошу. Приходи завтра вечером и захвати с собой сумку с инструментами.